Шрифт:
Чижов, поглядев с опаской на счетчик, который уже нащелкал внушительную сумму в двести сорок восемь рублей, решительно говорит шоферу:
– Ну а теперь обратно! Назад! В Архитектурное управление!
И вот друзья снова в приемной Нестратова. Вечер. Тишина.
Обстановка резко изменилась. Посетителей нет. Окна зашторены. Сияют под потолком матовые шары. За маленьким столиком референт вполголоса что-то диктует стенографистке. Попутно, очевидно, говорит нечто приятное, так как стенографистка кокетливо ежится.
Чижов и Лапин вваливаются в комнату, своим появлением и видом сразу разрушая уют обстановки: с пиджаков при малейшем движении угрожающими облаками вздымаются следы известки. Волосы взлохмачены. Выражение лиц не предвещает ничего доброго.
Референт на миг каменеет, потом бросается вперед:
– Куда?! Куда, товарищи?! Здесь не строительная площадка!
– Где Нестратов?
– хрипло спрашивает Лапин.
– Дайте мне его.
Референт узнает их. В его голосе появляется утренняя надменность.
– Сейчас не приемное время, товарищи.
– Послушайте, молодой и гордый человек, - вкрадчиво говорит Чижов, моя специальность - починять человеческие головы, но никогда в жизни я не был так близок к обратному процессу...
– Где Нестратов?
– упрямо спрашивает Лапин, и референту чудится, что он засучивает рукава.
– Товарищи! Уверяю вас...
В это мгновение открывается тяжелая, обитая ватой и дерматином дверь, ведущая в кабинет, и на пороге появляется высоченная, облаченная в великолепный костюм фигура Нестратова.
Нестратов провожает пожилого человека начальственного вида, и бархатный его басок раскатывается по приемной:
– ...Да не верьте вы строителям, друг мой дорогой. Они, друг мой дорогой, люди сезонные, а мы с вами строим на века!
– Что ж, разберемся, разберемся, Василий Васильевич!
– Человек начальственного вида пожимает руку Нестратову и уходит. Только теперь друзья обретают дар речи.
– Все ясно. Он и не уезжал отсюда, - тихо говорит Лапин.
– Можешь не сомневаться... Он целый день просидел в кабинете, пока мы рыскали по всей Москве!
Нестратов, заметив, что в приемной кто-то есть, обращает скучающий и величественный взор на смятые, пыльные фигуры посетителей.
– Откуда, товарищи?
– спрашивает он, посмотрев куда-то между друзьями и референтом.
Референт, ринувшись вперед, захлебывается торопливой скороговоркой:
– Я неоднократно пытался объяснить товарищам, Василий Васильевич...
Но Нестратов движением руки останавливает словоизвержение референта. Он глядит во все глаза на молча стоящих Лапина и Чижова.
– Господи!
– вскрикивает он.
– Господи боже мой... Вы... Дорогие мои... Когда?.. Откуда?..
– И вдруг, опомнившись, Нестратов оглядывается, видит знакомую приемную, референта и стенографистку и вновь преображается. Пройдемте ко мне, кабинет. Прошу. Пожалуйте. Давно жду вас! Поговорим...
– Ну нет, - свирепо отвечает Чижов.
– Здесь, в этом помещении, лично я могу только убивать, а не разговаривать! Не мы с тобой, а ты с нами уйдешь отсюда!
– Ладно, ладно. Пойдемте, раз уж так вам приспичило.
Нестратов оглядывается на референта.
– Я на совещании, - говорит он и, подхватив друзей под руки, выходит.
Шофер такси ждет их не в машине - он тревожно прогуливается перед подъездом.
– Размяться захотелось?
– приветливо спрашивает Лапин.
– Да нет, - смущенно отвечает шофер, - садитесь, граждане. Счетчик, знаете, стучит, он - машина серьезная, а вас все нет и нет.
– Готово, - говорит Лапин, усаживаясь поудобнее, - нас из-за твоих порядков приняли за жулье!
Нестратов снисходительно улыбается:
– А зачем нам в такси ехать? Отпустите. Поедем на моей.
– Нет уж, усаживайся.
– На Яузу!
– командует Лапин.
– Подальше, - добавляет Чижов, - туда, где удобнее совершить преступление.
"Зис" пролетает по московским улицам, украшенным гирляндами фонарей. К вечеру, как всегда, Москва похорошела. Нестратов, раскинув длинные руки, обнимает друзей за плечи.
– Ну, рассказывайте. Тысячу лет мы не виделись!