Иронично — из всех Обращенных только женщины-оборотни могли иметь детей. Живых детей. Как — вопрос был риторический. Но тем не менее могли. Многие считали, что здесь дело в самой природе зверя, для которого размножение — один из важнейших инстинктов. Интересно, каково это — родится в семье мертвецов, будучи волшебником, как Аня? Впрочем, некоторые люди при жизни мертвы куда более, чем Обращенные. По собственной воле убив себя наркотиками, алкоголем или еще чем-нибудь.

Далекий лай вырвал ее из размышлений. Лаяли с надрывом и даже, как Саше казалось, с каким-то обреченным подскуливанием. Она бросилась к источнику звука, продираясь сквозь кусты, отмахиваясь от пауков и стараясь не запнуться об очередной ствол давным-давно упавшего дерева, которых в этой части леса было немало. Саша влетела, ломая молодую поросль, на небольшую поляну и застыла на месте.

Лаял Серый. От страха и ярости. Оборотня нигде не было. А вот на пса надвигался худущий и злющий бурый медведь. Без всяких ошейников, костлявый, словно сама смерть и совершенно точно жаждущий крови.

Сашино появление отвлекло животных друг от друга. Медведь на секунду замер, словно решая, нравится ему больше двуногий или четвероногий, и после короткого раздумья бросился к псу. Но не добежал, на ходу влетая со всей скорости головой в поставленный Сашей барьер. Звук удара смешался с обиженным ревом дикого зверя. Серый метнулся к девушке, стараясь оказаться подальше от разъяренного чудовища. Один барьер медведя не остановил. Зверь вновь начала набирать скорость, теперь желая уничтожить человека. Секунду Саша боролась с импульсом сбежать отсюда как можно дальше, но лишь секунду. Она выкинула еще один барьер, расправляя плетение прямо перед носом зверя. Физический щит не был рассчитан на остановку такой туши, да еще и набравшей скорость — но все же остановил, пусть и в момент соприкосновения заклинания и тела зверя Саша едва не рухнула от резкой отдачи и вмиг появившейся слабости. Но обошлось, барьер выдержал.

А потом серая молния бросилась из кустов прямо на медведя. Оглушенный повторным столкновением с щитом, косолапый не успел ничего сделать в момент, когда челюсти волка сомкнулись на его горле. Обычному серому зверю такое едва ли было под силу. Но оборотней питало Отражение, и укус их мог пробить не то что шею медведя, но и медвежий череп. Несколько секунд косолапый метался по поляне, тщетно пытаясь избавиться от висящего на нем волка, а потом рухнул, заливая все вокруг кровью. Санитар леса отпустил добычу и завыл, поднимая морду к небесам. А потом потрусил куда-то прочь.

Саша опустилась на корточки, чувствуя, как дрожит и тихо скулит теперь уже не стоящий, а лежащий рядом Серый. Пса, видимо, медведь все-таки успел как-то достать, и теперь из его разорванного бока шла кровь. Саша безотчетно прислушалась к своим ощущениям, удерживая пса за холку.

Глубокая рана. Но ничего серьезного не задето, только мышцы и несколько кровеносных сосудов. Крупных. Она знала, каким заклинанием остановить кровь и подзатянуть рану так, чтобы потом естественная регенерация быстро взяла свое. Но никогда раньше этого не делала. Мелкие ссадины на товарищах не в счет, то было просто дурачество.

Оборотни неспособны исцелять. С такой раной сам Серый может и справится. А может и нет.

Саша вздыхает про себя и закрывает глаза, улавливая нужное ощущение и нужный образ. Формулы и слова ей никогда не помогали. Только образ, чувство. Впрочем, Серафим говорил, что это вполне нормально. Она ловит желанное ощущение, словно бы отдает мысленный приказ реальности и открывает глаза, вливая в него силу. Позволяя энергии, теплу, зарождающемуся где-то глубоко внутри течь по рукам, по воздуху — и по телу пса. Секунда, другая, и прямо на ее глазах кровь перестает идти, а рана Серого уменьшается едва ли вдвое, затягиваясь тонким рубцом.

Саша устало садится прямо на землю, убирая окровавленную ладонь от бока пса и понимает, что на нее смотрит стоящий совсем рядом оборотень, комкающий в руках куртку.

— Прости, я не хотел тебя отвлекать. Я увлекся погоней за зверем, — Анатолий морщится, — и вон что вышло.

— Медведь — ваша добыча.

— Наша, — качает головой оборотень. — Я мог и не успеть его убить. Шатуны здесь редкость, и я не искал его, искал кабана и упустил. Серый — мой друг, — Анатолий сам садится на корточки. — Удивительно верное и умное создание. Охота захватила мой разум. Такое бывает нечасто, но бывает. Я приношу свои извинения.

— Все закончилось, — Саша знала, что потом эмоции догонят ее. Наверное. Но сейчас она чувствовала удовлетворение. Словно не оборотень перегрыз горло шатуну, а она сама убила того зверя, что преследовал ее совсем в другом лесу. Наконец-то.

— Мало кто от шатуна не сбежит, — с уважением говорит оборотень. — Грозный зверь. Если спину подставишь — то жизни лишишься. Так вообще со всем зверьем. Пока в лицо смотришь — можешь сражаться, как побежишь — чуют страх и вонзают в спину зубы.

Он говорит рваными фразами, и только сейчас Саша понимает, что тот самый двойник в некотором роде и есть Анатолий. Они неразделимы, и именно зверь поддерживает жизнь в человеке. В Обращенном. Понимает, что адреналин бежит по жилам оборотня, чей двойник еще совсем недавно видел лишь близость зверя и искал одну только возможность вонзить в него клыки, бежит по венам существа, только что убившего царя леса, которому веками поклонялись и которого веками задабривали люди. И что дразнящая разум ярость течет и по ее собственным жилам.

Пусть охота вышла не совсем такой, как предполагалась — могучая добыча была повержена, и, в итоге никто не пострадал. Рана Серого медленно покрывалась свежей кожей. Через пару дней о ней напомнит только шрам под мехом.

Саша кидает взгляд на медведя.

— А с ним что? Оставим здесь и пойдем искать кабана?

— Зачем? — удивляется оборотень. — Сниму шкуру, мясо поедим и поджарим, с собой возьмем, часть на Дальний рубеж отнесем, а остальное пусть звери лестные глодают. Зачем кабан, когда есть медведь?