Шрифт:
— Тебе какое дело, Азамат? — раздраженно бросила Саша, — помочь пришел?
— Да нет, — парень был один. Видимо, оставил своих прихлебателей за дверью. — Любопытствую, никто не запрещал.
Ни дать ни взять — она опять в старшей школе. Там тоже был один такой здоровый громила-армянин и пара его подпевал. Что характерно — тогда один из подпевал был вполне себе русским. Просто гадом. Ну и у нее и тогда не хватало терпения молчать, когда нужно было.
— Ну тогда не мешай, — Саша отошла на пару шагов и потянулась силой за очередной бумагой. — Мне помощь не нужна.
Азамат хмыкает.
— Я смотрю, ты не понимаешь, что если лезть не в свои дела, то можно за это и получить? И что чужое брать нельзя, а?
Саша сжала кулаки, чувствуя, как внутри поднимается ненависть. Чистая, незамутненная ненависть. Как она хотела ударить того ухмыляющегося ублюдка в суде… И вот перед ней стоял еще один. Не тот — но похожий. Ухмыляющийся. Уверенный в своей безнаказанности.
Нужно было держать себя в руках. Но и молчать она не могла.
— Отвали. Ты своей запиской мне чуть в глаз не попал, дятел криворукий.
— Что ты сказала?
— Да что слышал, — Саша делает шаг в сторону, уводя взгляд от Азамата. Ну как похож на того урода…
— Заткни свою пасть.
— Сам заткни. Я тебе не звала сюда.
— Ворот кунем!
— Дружков своих? — обучение в самой обычной муниципальной школе с не самыми благополучными детьми в классе не прошло даром. Она знала, что именно значило это ругательство.
Удивленный взгляд принес недруга некоторое удовлетворение. А потом Азамат, видимо, осмыслив сказанное, разразился отборной бранью. Саша достаточно было услышать три слова рядом, чтобы остатки самообладания ее покинули. Эта тварь не смеет ничего говорить о ее матери. Никогда.
Она бросилась на Азамата, забыв о магии и о правилах приличия, чувствуя себя вновь вспыльчивой школьницей, только и умеющей, что кулаками доказывать свою позицию. В ярости Саша бросается на парня и врезалась в него, впечатывая в ближайший стол. В этот миг ненавидела Азамата и весь его род всем сердцем.
Удары сыпались куда попало. Кажется, она успела даже попасть в неприятно ощущаемый под пальцами глаз, пока ее не откинули в сторону, заставляя уронить ближайший стул и стол. Они сцепились, награждая друг друга тумаками и круша все вокруг. Удар Азамата пришелся в руку, она попала в жесткий мужской пресс, ответ в губу, еще удар…
Вдруг раздался резкий щелчок — и неожиданно Саша обнаружила, что Азамата рядом больше нет. Никого нет. Она болталась на высоте пары метров над полом, под самым потолком аудитории. Как и армянин, так же висевший над землей, только в другом конце теперь полуразгромленного класса.
— Горячие головы, что вы здесь устроили? — невысокий плотный лысеющий мужчина материализовался, кажется, прямо из воздуха в середине кабинета. Именно он удерживал их обоих над землей. — Учитесь вместе едва ли неделю, а уже сладить не можете? Висите пока, пойду ваших наставников позову. Пусть полюбуются.
Лицо Саши теперь горело не только от боли, Азамат успел по нему пару раз приложиться, но и от стыда. Сегодняшний день определённо не задался.
Это было унизительно. В основном потому, что все это времени они оба болтались между небом и землей. Лучше бы в угол поставили — там хоть точка опоры есть. Вторым аспектом унижения было то, что рядом стояли, помимо разнявшего их полноватого мужчины, патлатый несколько скучающий на вид Серафим в неизменной черной футболке, и высокий породистый армянин в дорогом костюме, чье лицо, наоборот, было строгим и серьезным.
А они вдвоем висели, как то самое в проруби, у всех на виду. Как два ребенка в детском саду — из тех групп, где воспитатель провинившихся в центр зала на стульчики ставит.
— Итак, вы утверждаете, что адептка Неродова напала на вас без всякой причины? — мужчина, который их и разнял, вел нечто вроде допроса, уже успев выслушать версии каждого, и теперь продолжая выяснять детали.
— Да, — Азамат говорил глуховато. Нос она ему подправила. — На ровном месте, психованная д… девушка.
Урод.
— Ваша версия? — мужчина обернулся к Саше. — Что побудило вас начать столь вульгарное выяснение отношений?
— По-другому не умею.
— Прискорбно. И все-таки?
— Имело место несколько неприятных высказываний, затрагивающих третьих лиц, — говорить из-за разбитой губы было не слишком удобно.
— Это так? — с интересом спрашивает мужчина у Азамата
— Да ничего я не говорил, она все придумывает.
— Это несложно проверить, — впервые за все время Серафим подает голос. — И мы будем избавлены от необходимости здесь находиться и вернемся к своим делам.