Шрифт:
Что-то словно нависло над этим местом. Наверное, кого-то это должно было испугать. Должно было вызвать желание разогнать тучи и вернуть на небо предрассветную дымку или и вовсе разместить в вышине яркое солнце. Но Саше всегда нравился дождь. Где угодно — и это странное место не было исключением.
Волк привел ее к пещере, узкий вход в которую обнаружился в одном из лесистых холмов. И остановился как вкопанный.
— Ты считаешь, что мне сюда?
Зверь кивнул.
— А ты со мной не пойдешь?
Вместо ответа волк только лег, вытянув лапы и положив на них голову.
— Будешь здесь ждать? Ну хорошо. Ладно, тогда я пойду без тебя.
Саша садится на корточки и запускает ладони в мягкую шерсть зверя. Волк покорно переносит ласку, и даже раз выворачивается, задевая ее кожу шершавым языком. Он виляет хвостом, и умные глаза смотрят… С тревогой? Или это отражение ее собственных тревог?
Саша чувствует — ей туда, в пещеру. Там что-то… Что-то есть. Что-то, что способно изменить все вокруг.
Вот только она не уверена, что хочет что-то менять. Но ее никто не спрашивал.
— Надеюсь, я скоро вернусь, — она в последний раз треплет волка по голове и поднимается.
Не без внутренней дрожи Саша ступает в темный проход. Это длинный узкий тоннель, который во многих местах касается ее кожи. Камень неприятен и шероховат, и каждое прикосновение словно бы отдирает кусок плоти, пусть нет ни крови, ни боли. Но она продолжает идти, видя вдали слабый свет и чувствуя желание прийти к нему.
Свет приближается, и едва протиснувшись около очередного каменного выступа, Саша оказывается на пороге пещеры. И замирает, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.
Пещера не слишком большая, но все же здесь нашлось место для ручейка, протекающего буквально в паре шагов от ее ног. А за ручейком стоит накрытый стол, за которым сидит ее семья. Улыбающаяся мать, отец, который, кажется, помолодел на десяток лет, Виталик с неизменной ухмылкой и теплотой в глазах, бабушка Марта, дедушки Толя и Артем, еще одна женщина, так похожая по фотографиям на мать мамы, Софию Алексеевну, которую Саша так никогда и не видела. И другие — мужчины и женщины, незнакомые, но похожие на нее лицом и телом.
Стол накрыт словно на Новый год. Оливье, селедка под шубой, запеченная утка, так любимая мамой, нарезки хлеба и колбасы, апельсины и мандарины, даже так знакомая маленькая нарядная елочка в центре.
Из двери в дальнем конце помещения появляется смутно знакомая Саше женщина. Память подсказывает, что ее зовут Марина. Мамина сестра, погибшая тогда, когда самой Саше едва исполнилось восемь. Марина выносит здоровенный торт «Наполеон» из кухни, Саша почему-то уверена, что за этой дверью скрывается именно кухня, и ставит его прямо напротив единственного пустого стула.
Никто из сидящих не говорит ни слова. Или говорит, но крошечный ручеек отрезает произнесенное от Саши. Но она и без слов знает — это пустое место осталось для нее. Место там, где она вновь встретит их всех. Там, где они соберутся за столом, где будут разговаривать, где мать наконец расскажет рецепт утки, а тетя так хорошо получавшегося у нее торта, где Виталик поделится последними футбольными новостями…
Саша заносит ногу, желая переступить текущую воду, единственную преграду на пути к семье — и почему-то бросает взгляд на отца. Он смотрит на нее с каким-то странным, теплым сочувствием. И единственный без улыбки на лице.
На секунду Саше на ум приходит Человек в Черном.
Осколок чьей-то личности, который ее собственный разум облачил в одежды отца и в его тело. Кто-то, кто хотел ей помочь. Зачем? Кто-то живой, что странно, ведь вся ее семья здесь.
Да и они тебе не слишком-то рвались помогать, а? Когда еще были живыми.
Прекрати — обрывает она сама себя. И вздрагивает от едкого слова внутреннего критика.
Когда были живыми.
Саша смотрит на собственную занесенную над тонкой водной преградой ногу.
Были живыми.
Она не сможет вернуться, если сделает шаг. Навсегда останется здесь.
Не все ли равно?
Нет, — неожиданно понимает она.
Вовсе не все равно.
Семейная идиллия. Прекрасная семейная идиллия вместо мудака с атомной бомбой и безумным планом по уничтожению могущественных магов, просто магов и вообще всех вокруг.
Разве не лучше присоединиться к торжеству?