Саша не знает, что ответить. Желание вновь оказаться вместе с родными никуда не исчезло. Она будет дома. Вернет то, что потеряно. Забудет обо всем, что случилось. Наконец-то освободится от боли и сожалений, перестанет жалеть о том, что не остановила в тот вечер отца, не отговорила брата ехать в ночь выпив, не отвела мать вовремя к врачу…

Саша вновь почти делает шаг — и вновь ловит взгляд отца. Теперь уже почему-то грустный.

Если она перейдет ручей — то не сможет вернуться обратно. Ни в свой грозовой лес, ни куда-то еще. Не сможет узнать, кто был Человеком в Черном и зачем пришел к ней на помощь. Не сможет выполнить волю Анатолия, отдавшего жизнь за свою дочь, ведь некому будет рассказать о его подвиге на суде. Черт, да тогда она не сможет помещать безумному предателю в маске сделать все, что он хочет, с камнем и щитами.

Не все ли равно, что там? Краткий миг бессмысленной жизни, в которой тебя никто не ждет.

Никто?

Никто…

Кот, любимый Боня, больше никогда не вернется к хозяйке. Аня, так и не выстрелившая в спину… Сколько она стояла вот так с ружьем, чувствуя, как истаивает клятва и видя перед собой убийцу отца? Аня, за которую Анатолий отдал жизнь, и которая погибнет во взрыве или лишиться силы в застенках Ордена. И…

Я на твоей стороне.

За столом она освободится от воспоминаний. От боли. Но возврата не будет. Она больше ничего не сможет сделать, ничего не изменит, ни на что не повлияет.

Хорошенький выбор: жалеть о том, что случилось с ее семьей и что нельзя изменить, или о том, что она могла бы изменить, могла бы сделать — но отказалась, оставшись здесь. Может, вернувшись, она проживет всего секунду… Но Саша ничего об этой секунде не узнает. Как не узнает и то, могла ли в самом деле за эту секунду хоть кого-то спасти…

Тут, за столом, будет спокойно.

Но и там, за пределами этого места, вовсе не непроглядный холод. Не тишина, на самом деле.

Я на твоей стороне.

И волк так и останется лежать у входа в пещеру, не дождавшись своей хозяйки.

Саша чувствует, как в сердце зарождается боль, грызущая тоска. Она сглатывает и отступает, отдаляя себя от стола и семьи. Делает шаг назад, подальше от воды. И еще, и еще — под осуждающие взгляды сидящих.

Пока еще есть время. Пока еще она может сделать хоть что-нибудь.

Саша отступает еще на шаг, разворачивается и бросается по тоннелю обратно, страстно желая, чтобы стены не сомкнулись у нее над головой, а ручеек-река позади сдержала натиск тех, кто пожелает отправиться в погоню. Она с трудом протискивается сквозь своды тоннеля, продирается к грозовому лесу без всякого света впереди, просто желая выбраться, в какой-то момент обдирая себе разом и лицо, и руки, и спину, но, кажется только собственной волей не давая камню рухнуть на голову прямо сейчас.

Она — хозяйка этого места. Она выберется отсюда. Ей нужно на воздух, туда, где бомба, к менгиру, к настоящему небу…

В какой-то момент стены тоннеля становятся столь узки, что она ползет, лихорадочно отталкиваясь коленями и локтями, ползет, зная, что она выберется отсюда во что бы то ни стало. Стены смыкаются, пытаясь раздавить ее, смыкаются — и она не может больше мешать им.

Но кто-то иной, что-то иное — может. И делает это.

Саша ползет изо всех сил, желая выбраться, прочь из пещеры, прочь из этого проклятого места. Саша ползет — и не сразу понимает, что тоннель заканчивается, ощущая это только в тот миг, когда ее накрывает шум дождя, а руки вместо камня нащупывает размокшую в кисель землю.

Она делает еще несколько движений и выползает из пещеры, исчезающей за ее спиной. Болит все тело, болит сердце, готовое выскочить из груди. Ливень с небес в мгновение ока заставляет одежду намокнуть и прилипнуть к телу, но Саше все равно. Она с трудом переворачивается на спину, желая видеть небо после сводов пещеры. Желая видеть дождевые капли, застилающие весь мир.

Волк подходит к хозяйке и тыкается ей в шею, облизывая шершавым языком, и ложиться рядом, кладя голову на грудь.

Саша закрывает глаза, ощущая, как капли дождя все падают и падают на лицо. Вместо слез. Или вместе со слезами.

Ей хорошо и почти спокойно.

Саша не сразу понимает, что через шум воды пробивается еще какие-то звуки.

Человеческая речь. Слова ей незнакомы, да и доносятся они словно издалека, но это определённо разумная речь.

В ее лесу нет людей. Нет никого кроме самой Саши или тех, кто приходил по ее позволению. Только раз чужак надевший лицо отца вторгся туда, куда его не звали. И… Это происходит вновь? Она с трудом, но все же концентрируется на речи. Голос кажется ей знакомым, и Саша пытается открыть глаза, чтобы понять, не послышалось ли. Не сразу, но ей это удается. Тело весит десятки тонн, и слабость такова, что поднять веки кажется подвигом. Но она справляется.