— Он плохо на тебя влияет, — тихо говорит Эдуард и протягивает стакан с водой.

Я поднимаю на него запухшие глаза. Человек заботливо смотрит на меня, на лице выражается взволнованность. Он не задает никаких вопросов, кажется, и так все понимает без лишних слов. Восхищаюсь его проницательностью.

— Ты еще не видел наших отношений после знакомства, — хмыкаю, вспомнив прошлое и выпиваю почти всю воду. Сразу становится легче. — Я вообще его терпеть не могла.

Художник садится рядом и озабоченно прищуривает глаза.

— Не понимаю, — качает головой. — Зачем находиться в отношениях, от которых плохо? Он причинил тебе боли.

— Я люблю его, — обреченно вздыхаю. — Ты не думай, у нас хорошие были отношения. Просто были некоторые обстоятельства, разлучившие нас.

— Слышал при каких обстоятельствах ты говорила. Парень при деньгах. Не жди от таких людей большой любви и преданности. Они полагают, что все можно купить.

Чувствуется злоба в его интонации. Значит ли это то, что он с таким сталкивался?

— Давид другой. Его деньги душили.

— Ты его оправдываешь, — сетует на меня мужчина.

Он резко поднимается и нервно ходит по комнате. Внимательно за ним наблюдаю. Теперь я успокоилась, а вот художник наоборот с каждой минутой становится все более взволнованным. Может, он боится, что я снова вернусь к Давиду?

— Успокойся, — хватаю его за руку, когда тот в очередной раз проходит мимо меня. — Тебе нечего волноваться.

— Ошибаешься. Есть, — он резко наклоняется, сжимает мои плечи и глубоко всматривается в глаза. — Не могу смотреть, как ты страдаешь из-за какого-то богатенького Буратино. Зачем он явился? Чего желает? Ты едва пришла в себя и снова.

Я возмущена его реакцией. Такой серьезный и уверенный тон, будто эта ситуация его напрямую касается. Мне не нужен защитник. Я сама могу со всем справиться.

— Может быть, он больше не побеспокоит меня, — горько говорю, вспоминая выражение лица Давида, когда заходила к Эдуарду. Кто знает, что он думал.

Желудок скручивает от неприятного ощущения. Я боюсь, что больше не увижу его. Как бы я ни противилась, душа тянется к нему.

— Я бы не был в этом такой уверенный, — мужчина снова садится рядом, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела. Берет меня за руку, крепко сжимает. — Надежда, не встречайся больше с ним. Не слушай его оправдания. Он доставит тебе горя и проблем.

Эдуард говорит довольно эмоционально и все сильнее сжимает руку. Чувствую легкую боль. Мне кажется, он даже не замечает, что делает. Стараюсь освободиться и тщетно.

— Я как-то сама разберусь со своим бывшим, — раздражаюсь от ненужных поучений.

— Ты не справишься сама. Давай тебе помогу. Я хочу быть рядом. Хочу дарить тебе счастье и покой.

Теперь он начинает меня пугать. Болезненный блеск в его глазах настораживает. Я медленно освобождаю руку и поднимаюсь на ноги.

— Лучше я уйду, — осторожно говорю.

Подхожу к двери, он следует за мной.

— Не отказывайся от меня, — умоляет жалко, преградив мне путь. — Я никогда бы тебе не принес проблем. У нас бы были идеальные отношения, без ссор и претензий.

— Такого не бывает, — сердито отрезаю. Он начинает надоедать. — Пусти меня.

— Хорошо, — говорит и неохотно отходит в сторону. — Да знай, я всегда рядом. Ты для меня больше, чем красивая женщина, ты моя муза и я готов защищать тебя до последнего.

— Буду знать, — я смотрю на него широко открытыми глазами и не знаю, как реагировать на такие слова.

Художник действительно хорошо странноват. Слишком серьезно он увлекся моим образом, не думаю, что он видит настоящую меня. Скорее всего, в его воображении я слишком идеальна, хотя на самом деле это не так.

Выхожу из комнаты и осматриваю коридор. Давида уже давно нет. Он пошел в ярости, судя по грохоту по дверям после нашего разговора.

В своей комнате я долго обдумываю события сегодняшнего дня.

Утром на завтрак спускаюсь в плохом настроении. Галя разливает из чайника кипяток в чашки, и увидев меня, озабоченно рассматривает.

— Что, вчера наведывался твой бывший богач? — саркастически спрашивает Василий, повернув в мою сторону круглую голову, волосы на которой слишком коротко стрижены.

Мой брат сидит за столом, медленно помешивая горячий чай. В его массивной загрубевшей руке ложка кажется крохотной и незаметной. Потом оставляет свое дело, опирается широченными плечами на спинку кресла, дерево скрежещет от груза, и весело мне улыбается. Василий никогда не отличался тактичностью и часто может быть грубым и говорить не в тему, потому не обращаю на комментарий никакого внимания.