V

– Какой у меня сегодня вид, Лидди?
– спросила Батшеба, в последний раз оправлял платье перед зеркалом.

– Замечательный! Давно такого не было. Да, сейчас я вам скажу, когда у вас был такой же вид, - это было в тот вечер, тому уж года полтора, когда вы налетели на нас как буря и разбранили за то, что мы судачили про вас и про мистера Троя.

– Наверное, все подумают, что я решила обворожить мистера Болдвуда, прошептала Батшеба.
– Во всяком случае, будут об этом толковать. Нельзя ли немного пригладить мои волосы? Ужасно не хочется мне идти... но боюсь, он будет в отчаянии, если я не приду.

– Что ни говорите, мэм, а уж скромней не нарядишься, разве что в мешковину. У вас потому такой замечательный вид, что вы ужас как волнуетесь.

– Не знаю, что со мной творится: то на меня нападет тоска, то вдруг становится безумно весело. Хотелось бы мне всегда жить одной, как прожила я уже больше года, ни на что не надеяться, ничего не бояться, ничему не радоваться и не тужить.

– А вдруг мистер Болдвуд предложит вам... вдруг предложит бежать с ним - что вы ответите, мэм?

– Перестань, Лидди!
– оборвала ее Батшеба.
– Я не потерплю таких шуток! Слышишь?

– Прошу прощения, мэм! Мы, женщины, такой вздорный народ... сорвалось с языка... Но больше не буду.

– Еще много лет не может быть и речи о моем замужестве. А если я когда-нибудь и выйду замуж, то у меня будут на то свои причины, совсем не те, какие приписываешь мне ты и все остальные. А теперь подай мне плащ, пора отправляться.

VI

– Оук, - проговорил Болдвуд, - пока вы еще не ушли, я хочу сказать вам, о чем я размышлял последнее время, - это насчет нашего с вами соглашения о вашем участии в доходах фермы. Ваша доля прибыли невелика, даже совсем незначительна, если принять во внимание, как мало я теперь вникаю в хозяйство и как много времени и внимания уделяете ему вы. Так вот, теперь, когда жизнь как будто мне улыбается, я хочу это отметить и увеличить вашу долю. Я составлю новый договор, который будет, по-моему, более справедливым, - сейчас не время об этом говорить, мы все обсудим с вами на досуге. Я решил совершенно отстраниться от управления фермой и буду только значиться участником в этом деле, а вы все возьмете на себя. А потом, если я женюсь на ней... а я надеюсь... я чувствую, что это будет... тогда...

– Зря вы говорите об этом, сэр, - живо остановил его Оук.
– Мы не знаем, что еще нас ждет. Мало ли что может с нами стрястись. Как говорится, можно поскользнуться на каждом шагу... И я советую вам... вы уж меня извините... не слишком-то на это рассчитывать.

– Знаю, знаю. Но мне потому захотелось увеличить вашу долю, что я ближе узнал вас. Оук, я, кажется, разгадал вашу тайну: ваше чувство к ней посерьезнее, чем уважение управителя к хозяйке. Но вы вели себя как настоящий мужчина, и я в некотором роде ваш счастливый соперник... и отчасти обязан вам своим счастьем... так вот мне хотелось бы показать вам, что я высоко ценю вашу преданность и знаю, чего вам стоило от нее отказаться.

– Ничего мне не надо, благодарю вас, - поспешно сказал Оук.
– Мне уже не привыкать стать, не я первый, не я последний.

С этими словами Оук вышел. Болдвуд внушал ему беспокойство, так как он лишний раз убедился, что, поддавшись своей страсти, фермер стал совсем другим человеком.

Некоторое время Болдвуд стоял в комнате один, уже одетый и готовый к приему гостей, казалось, его больше не заботило, как он выглядит, и им овладело торжественное настроение. Он повернулся к окну и стал смотреть на темные силуэты деревьев, смутно вырисовывавшиеся в небе, наблюдая, как сумерки постепенно сгущаются, переходя в ночную темноту.

Потом он подошел к стенному шкафу, отпер его, выдвинул внутренний ящик и вынул оттуда небольшой круглый футляр величиной с коробочку из-под пилюль. Он собирался было сунуть ее в карман, но внезапно открыл. Там лежало женское кольцо, все усыпанное брильянтами и, как видно, лишь недавно купленное. Болдвуд долго не отрывал глаз от сверкающих камней, хотя по выражению его лица заметно было, что он и не думает любоваться вещицей, а мысленно представляет себе, что ждет это кольцо в будущем.

Послышался стук колес, кто-то подъехал к парадному крыльцу. Болдвуд закрыл футляр, заботливо спрятал его в карман и вышел на площадку лестницы. В этот миг внизу лестницы появился старик, его доверенный слуга.

– Гости прибыли, сэр, куча народу, - и пешком и на лошадях.

– Сейчас спущусь. Только что подъехал экипаж... Это не миссис Трой?

– Нет, сэр, она еще не приехала.

Едва Болдвуд произнес имя Батшебы, как лицо его помрачнело, но то была лишь жалкая попытка скрыть свои переживания. Спускаясь с лестницы, он нервно барабанил пальцами по карману, выдавая свое возбуждение.

VII

– Что, неплохо я замаскировался?
– спросил Пенниуэйса Трой.
– Я уверен, что теперь никому меня не узнать.

Он застегивал тяжелое серое пальто допотопного покроя с капюшоном; жесткий воротник был поднят и как забор окружал шею, подпирая дорожную шапку, нахлобученную на самые уши.

Пенниуэйс снял нагар со свечи и принялся оглядывать Троя.

– Так вы надумали отправиться туда?
– спросил оп.

– Отправиться? Ну, конечно.

– А почему бы вам не написать ей? Вы таки попали в переплет, сержант. И когда вы вернетесь, то знайте - все ваши штучки выплывут наружу, а ведь они не больно-то приглядные. Ей-богу, будь я на вашем месте, я так и остался бы одиноким парнем по имени Фрэнсис. Хорошая жена - дело неплохое, но лучше не иметь никакой жены, чем иметь самую лучшую. Так я полагаю, а про меня недаром говорят, что я малый с головой.