— Да… — выдыхаю немного потеряно. — Давай, мам… Давай.

В седативном ли дело, или просто работает внушение, понять трудно, но я определенно успокаиваюсь.

Дверной звонок распиливает пространство, а заодно и мой запаренный мозг, ближе к девяти вечера. Успеваю не раз удивиться, что Тихомиров так затягивает с визитом. Не сразу догадываюсь, зачем он это делает.

— Привет, — тихо здороваюсь я, прежде чем пропустить Мишу в квартиру.

Он не отвечает. Смерив меня каким-то жестким взглядом, молча ступает через порог.

Да уж… Не только у меня чувства не схлынули… Непобедимый мрачнее, чем был днем.

То ли действие седативного заканчивается, то ли моя нервная система сумасбродно находит лазейки, но, пока я иду за Мишей, меня снова накрывает диким волнением. Смотрю на него и не верю, что все происходит в реальности. На площадке восприятие по понятным причинам смазалось. Сейчас же… Широкая спина, крепкие стиснутые в кулаки руки, напряжение в до боли знакомых движениях — впитываю визуально, и сердце сжимается. Шлейф парфюма вдыхаю, и внизу живота скручивает.

Неосознанно все внимание на Тихомирове. И жутко краснею, когда он оборачивается и, совершенно точно, замечает это.

Взгляды лишь мельком пересекаются, искры летят.

«Это просто волнение…» — говорю себе я и резко отворачиваюсь. Делаю вид, что трущейся у ног кошке срочно требуется мое внимание. Наклоняюсь, чтобы погладить ее, а когда осмеливаюсь снова поднять взгляд, Миша уже сосредотачивает внимание на Егорке.

Так смотрит на него… Такую гамму чувств выражает… Тоска, боль, сожаление… Блестит все это в его глазах. Стеклом стоит. И не выглядит это слабостью, что бы сам Миша ни думал. Это самое весомое и мощное, что может выдать сильный человек. Накрывает и пронизывает всех. Мне самой физически больно становится.

Ничего не говорит. Просто наклоняется и берет сына на руки. С ошеломляющими осторожностью и трепетом прижимает к своей груди. Большой несокрушимый боец выглядит сейчас как раненный зверь.

Не выдерживаю и, едва наши взгляды пересекаются, снова отворачиваюсь.

Что там говорить? Мама с папой спешно удаляются. Подозреваю, их эта сцена тоже добивает.

И во всем этом, конечно же, только моя вина.

Мысленно возвращаюсь ко дню рождения сына. Я ведь собиралась в тот же день сказать. Но начались послеродовые проблемы, и я даже загремела на двое суток в реанимацию, а позже… Мне казалось, что я заслуживаю время, чтобы окрепнуть.

Да только время бежит стремительно… А правда с каждым днем становится тяжелее.

— Ты идешь спать? — спрашивает Егорка. — Со мной?

Тихо всхлипываю и не сразу соображаю, понял ли Миша, что малыш сказал. Знаю, что посторонним бывает сложновато.

Посторонним…

Господи…

Кажется, я этот день все-таки не переживу. У меня вот-вот разорвется сердце.

— А ты идешь спать? — задает Тихомиров встречный вопрос.

— Я не хочу… Мама сказала… Я не люблю спать…

— Нужно спать, сын, — говорит Миша, а меня от этого его «сын», от самих интонаций… Пробивает током. Я уже не пытаюсь прятать слезы. Просто стою и, прижимая к губам пальцы, позволяю им стекать. К слову, Непобедимого мое состояние совсем не трогает. Каждый раз как смотрит, лишь челюсти сжимает. — Ты же хочешь вырасти большим и сильным?

— Чемпионом!

— Ну вот, — подытоживает Миша. — Даже чемпиону нужен сон.

— Ты много спишь?

— Очень много.

Егорка важно кивает. Перебирая пальчиками ворот отцовской футболки, хмурит бровки.

— Так ты будешь со мной спать?

Миша бросает на меня такой тяжелый взгляд, что выдержать его без дрожи попросту невозможно.

Какой же он все-таки свирепый в своих чувствах… Даже я не ожидала такого.

— Я посижу с тобой, пока ты не уснешь, — наконец, отвечает сыну. — Показывай свою комнату.

— Туда! — радостно восклицает Егорка и указывает направление пальчиком.

Тихомиров не спрашивает разрешения пройти, а я не решаюсь возразить. Покорно плетусь за ними в нашу с сыном спальню.

То, что комната общая, Миша, конечно же, понимает сразу. Притормаживает на пороге. С пристальным вниманием проходится по помещению взглядом. После как-то отчетливо медленно моргает и смотрит на меня.

— Сколько спален в этой квартире?

— Две, — тихо отзываюсь я. — Вторая гостевая.

Слезы только пару минут назад удалось утереть.

— Вот моя кровать! — сообщает Егорка голосом, полным энтузиазма. Будто не спать предстоит, а играть. — А тут мама спит, — указывает на вторую кровать.