Шрифт:
– Ты… Убил их… - наконец-то дошло до неё.
– Да кто ты такой?
Давай, трепещи, моя маленькая, храбрая жертва. Трепещи и помни, кому теперь принадлежишь.
– О, у меня много имён, Снегурка, - шепнул в искусанные мной губы, в глазах опять полыхнула ненависть, оставшись там тлеть.
– Но тебе ещё предстоит со мной познакомиться, а теперь нам пора.
– Нет! Оставь меня в покое, кем бы ты ни был!
– с силой, какой в ней прежде не было, она вдруг оттолкнула меня, и на мгновение я растерялся, но уже в следующий миг нёс её к саням, горя невыносимой жаждой поскорее остаться с ней наедине. Жаль, до этого ещё придётся потерпеть.
– Ты убийца, и я не собираюсь оставаться рядом с тобой!
– Очень опрометчиво называть меня так, зная, что никуда от меня не денешься, малыш, - усмехнулся я, и напоследок шлёпнул по упругой непослушной заднице, устраивая строптивую девчонку на своих коленях.
– Ну наконец-то явились!
– выдохнул Обжора, и Настя перестала ёрзать, воззрившись на оленя так, будто я уже не представлял опасности.
– Он… разговаривает, - вымолвила она.
– Виноват, чего уж теперь?
– откровенно издевался он, и остальная компания рогатых начала ржать, как кучка разбойников на тракте.
– Заткнитесь и поехали! Не видите, вы её пугаете?
– Мы?
– хором удивились они, но спорить не стали — тронулись, почти сразу набирая запредельную скорость, и моя пленница вжалась в меня, позабыв, что должна вырываться, а у меня сердце замолотило от её близости.
Олени мчали всё быстрее, и когда впереди показались деревья, Настенька вся подобралась, мечтая если не вылететь из транспорта на ходу, то точно покалечиться, так что пришлось ухватить её понадёжнее. Наверняка синяки останутся, но я их вылечу…
– Мы же разобьёмся! Что вообще происходит?
– кричала она, когда мы медленно начали подниматься над землёй.
– Мать твою, Дар! Спусти нас обратно!
И в тот момент, когда сани, наконец, взяли нужную высоту, взлетая над макушками деревьев, я развернул к себе совсем обескураженную малышку и впился в её губы, чтобы забрать этот глупый страх. Она застыла, не сопротивляясь, позволив мне взять своё, но я старался не напугать ещё сильнее. Во мне проснулась долбаная нежность, которой просто не могло быть, и я всего себя вложил в этот поцелуй, лишь бы дерзкая Снегурка хоть немного оттаяла.
– Спокойно, снежная… Всё уже позади.
Мы преодолели границу между людским миром, и летели под звёздным небом, минуя северное сияние. Кроха с любопытством косилась по сторонам, а мне нравилась мысль, что вскоре я всё ей здесь покажу, и она полюбит это место больше, чем я сам.
«А тебя она полюбит?
– не вовремя проснулся сучий голосок.
– Неужели ещё тешишь себя надеждой, что она примет тебя такого?»
Нет, ты не испортишь мне такой момент, мразь!
– Где мы?
– сладкая девочка отвлекла от мрачных настроений, и я чуть не выпустил когти.
– Дома, Настенька. Дома, - прижав её к себе крепче, ответил я.
Больше она ничего не сказала и даже не дёрнулась в моих руках, совсем затихнув. Я предпочёл думать, что она любуется красотами моего мира, а не размышляет над тем, как убить меня или отомстить. В любом случае, первого я ей просто не позволю, а вот за второе накажу так, что дважды подумает, прежде чем связываться…
– Подлетаем, хозяин, - сообщили олени, пока я раздумывал над будущим, и сани медленно стали снижаться над ледяным дворцом, появляющимся из завихрений метели прямо под нами. Настя глаз не сводила с этого зрелища, подпитывая моё самодовольство, а когда мы опустились на главной площади перед огромным крыльцом, нас уже встречали.
Молодые, красивые, навсегда застывшие во времени — все девицы выстроились в два ряда перед входом, чтобы меня поприветствовать, как им и полагается, а вот я почувствовал себя идиотом, потому что напрочь забыл об их существовании, когда был ослеплён другой. Единственной.
А Настенька, проигнорировав мою руку, сама решительно спрыгнула на землю, одарила меня ледяным презрением, и прошла мимо застывших в поклоне «невест», разом наградив каждую таким взглядом, что я на секунду порадовался их состоянию.
– Во попал… - тихо пробормотал кто-то из оленей, и они опять заржали.
А вот я впервые не знал, что надо сказать, потому что за любые мои слова меня имели право, по крайней мере, побить. И хоть я заслужил наказание за свою глупость, молчать всё равно было худшим выбором.
– Знакомься, - обвёл присутствующих широким жестом, не подав и вида, что опростоволосился, - все те несчастные, которых, как и тебя когда-то принесли в жертву добрые селяне. Всё ещё считаешь чудовищем меня?
Она ещё раз глянула на них, что-то для себя решив, но сказать ничего не успела — мимо прошла опоздавшая, и, не обращая внимания на замершую Настеньку, холодно отчиталась: