Пристегиваю ее и плавно трогаю с места. По дороге Ира засыпает. Руса тоже частенько укачивает, особенно когда дорога ровная. Думаю о том, что не купил ничего Миле. Ведь я даже не знаю уже, что она любит, а что нет. Хотя есть один вариант. Останавливаюсь возле круглосуточного цветочного и покупаю букет полевых цветов. Ей всегда нравилось что-то простое, не вычурное. Розы она терпеть не могла, называла их вениками.

Ира продолжает спокойно спать, когда я паркуюсь возле дома. Не успеваю даже открыть багажник, как с крыльца. как фурия, слетает Мила, подбегает и наотмашь бьет по щеке. Голова взрывается болью. Рука у Милы всегда была тяжелая.

— Как ты мог? — шипит разгневанно, еле сдерживаясь. Явно только из-за того, что Ира спит. Иначе бы голосила на весь поселок.

— Мил, прости, не хотел тебя будить. Ты так умаялась за эти дни, а Ира так хотела поехать со мной, — виновато опускаю голову, понимая, что неправ.

— Ты хоть понимаешь, что я пережила, когда проснулась одна, а дочери нет?

— Я же написал записку.

— Да, и оставил ее на кухонном столе. Пока я до него дошла и заметила этот злосчастный кусок бумаги, три раза умереть успела!

Она замолотила кулачками по моей груди. Я даже не останавливал, понимал ее злость и правоту, давал спустить пар. Заметив, что она выдохлась, перехватил руки и притянул ее к себе.

— Все хорошо. Ира тут. Все нормально.

— Я думала, нас нашли, ее похитили, — всхлипывает, уткнувшись мне в грудь.

— А я? — усмехаюсь. — Со мной что, раз я даже не смог ее защитить?

— А ты… тебя убили, — шепчет и срывается на плач. Прижимаю к себе, утешаю, глажу по голове.

— Тише, тише, дурочка, — целую в висок, а сам мысленно торжествую. Волновалась, значит.

— Никогда больше так не делай! — поднимает на меня глаза, в которых блестят слезы. Губы дрожат. Когда она шепчет: — Пообещай!

Не могу удержаться, наклоняюсь и целую. Мила тут же отвечает, и я крепко прижимаю ее к себе, зарываясь в волосы и припечатывая к своим губам, не давая отстраниться. Она льнет ко мне, запускает язык мне в рот, и возбуждение словно взрывается внутри. Прошло шесть лет, а ничего не изменилось. Я все так же ее хочу, как и в самом начале наших отношений.

Притискиваю ее к себе, давая почувствовать силу своего желания, и ловлю сдавленный стон. Нетерпеливо шарю по ее спине, стараясь пробраться под одежду. не останавливает даже то, что мы стоим на улице, а тут вообще-то ни разу не лето.

— Мамочка?

Сонный голос отрезвляет, и мы, как ошпаренные, отскакиваем друг от друга. Мила нервно приглаживает растрепанные волосы, проводит по лицу, словно стирая мои поцелуи, наклеивает улыбку и поворачивается к машине.

— Ир, как ты меня напугала! — журит дочку, грозя ей пальцем. — Взяла и уехала, меня не разбудила. А если бы тебя украли?

— Кто? — смотрит на меня. — Он же хороший! — сощуривает глаза. — Я спрашивала. Он мне яичницу сделал и чай с печеньками.

Мила смотрит на меня благодарно, а я развожу руками.

— Прости, кашу варить не умею, да и не из чего было, а ребенок хотел есть, так что… — развожу руками.

— Да ничего, — улыбается она. — Что вы такое накупили? — кивает на пакеты.

Вспоминаю, что там подарок Ире, а в салоне лежат цветы, киваю ей на покупки и прикладываю палец к губам, косясь на девочку, а потом наклоняюсь и достаю букет с переднего сиденья.

— Это тебе, — протягиваю.

Мила вспыхивает, как маков цвет, зарывается носом в нежные лепестки и косится на меня. Я же подхватываю пакеты и командую:

— Ну-ка, пошли разбирать покупки.

Мила опережает меня, открывает дверь, пропуская, а я, скинув обувь, направляюсь на кухню. Мы раскладываем еду в холодильник и шкафы, ставим букет в воду, постоянно сталкиваемся руками. Мила шумно дышит, я же еле сдерживаюсь, чтобы не схватить ее и не взять прямо здесь, на этом столе. Но это будет уже слишком. Так что стискиваю руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.

Боль немного приводит в себя. В пакете остался лишь подарок для Иры. Мила заглядывает, округляет глаза и качает головой.

— Ты с ума сошел — дарить такие дорогие подарки.

— Мил, прекрати. Пусть ребенок побудет счастливым. Ира! — зову, и девочка тут же прибегает. — Держи, это тебе.

Глаз круглее я до этого момента не видел. Девочка благоговейно берет коробку, явно все еще не веря, что это ее.

— Ну открывай, — тороплю ее, подталкивая к действиям. А то еще поставит запакованную и будет любоваться, как в магазине. — Он куплен, чтобы играть, а не чтобы на него смотреть.

Аккуратно беру коробку и безжалостно снимаю целлофановую обертку. Передаю Ире, и она прижимает ее к груди.