– «Короче не знаю как написать. Я бы позвонил но наверное уже поздно или рано. Я еще не ложился».

– «Ты прав был что спросил такое».

– «Ты реально по ходу шаришь в людях».

– «Я короче капец как возбудился когда этих двоих петухов в кустах увидел».

– «Я мелкий тогда еще был но стояки уже случались. Правда еще пацанские были, которые по утру».

– «А тут я шел и вспоминал то, что увидел только что. И чем больше вспоминал, тем теснее в штанах становилось».

– «Мне было это странно, почему вот так. Я короче за корпус наш зашел и подрочил там себе».

– «А потом когда домой вернулся я у бати спросил, чем они такие там вдвоем занимались».

– «Он короче разорался всяко, чуть ли с милицией не поехал разбираться. А мне сказал что это больные люди, и то, что они делают, это мерзко и неправильно. И что я должен забыть то, то увидел. И матери само собой нельзя тоже рассказывать, а то у нее сердце больное».

– «И ладно бы дело на этом кончилось. Но я понимаешь все никак не мог забыть».

– «Когда неспалось, я вспоминал этих двоих, передергивал себе и сразу засыпал».

– «А утром просыпался и вспоминал, как мне отец говорил. Что это грязно и мерзко. И очень на себя сердился за это. Мне казалось если он узнает, он и про меня так же скажет. А я ведь пионер, я всем ребятам пример».

– «Короче потом как-то эта история сама собой забылась. Если бы ты сегодня не спросил, я бы даже не вспомнил».

– «Че, типа, это я из-за них таким стал?».

– «Ведь если бы я их не увидел, ничего бы не было этого».

– «А как теперь это снова забыть?».

– «В общем напиши, как все это прочитаешь. Я уже сплю на ходу. Вот решил успеть тебе написать пока меня окончательно не вырубило».

Леша тяжело вздохнул, прочитав эту исповедь. Только собрался на выходных отдохнуть, как тут опять работа. С другой стороны, он был рад, что Электроник начал копаться в своих воспоминаниях. Значит, хочет исправиться. Но как убедить его в том, что в его гомосексуальности не виноват никто, даже он сам? Все-таки придется с ним увидеться еще раз.

Он услышал, как открывается входная дверь. Это Зубов вернулся, но, вопреки ожиданиям, девушки с ним не было.

– А где дама твоя? – Спросил из своей комнаты Леша.

Зубов скидывал кеды.

– Да че-то не обломилось. – Кинул он, проходя в свою комнату. – Ого, какая чистота. Ты прямо хозяюшка!

Леша поморщился, предполагая, что шуточки теперь будут спускаться все ближе и ближе к плинтусу на фоне его очевидных пристрастий к удушьям от мужчин, превосходящих в весе. Он написал Электронику, чтобы тот позвонил, как будет готов встретиться. Зубов включил на кухне чайник.

– Пойдем, бутеров сделаю тебе за такую шикарную приборку. – Он сунул голову в комнату Леши. В руке у него был тот самый нож.

– А это что? – Спросил, выходя, Леша.

Зубов оскалил свои клыки в кровожадной улыбке:

– Специальный мозговой нож. Но штука крайне бесполезная, даже если наточенная. – Зубов перевернул лезвие, любуясь игрой бликов. – Зато для бутеров в самый раз! Сейчас продемонстрирую. Садись.

– Цезарь Петрович, почему Вы так уверены, что у Сухумской шизофрения? – Леша с заведующим сидели в понедельник в кабинете. Леша изучал историю болезни Эльвиры. – По томограмме никаких признаков же не выявлено. А нейротест проводили?

– Алексей Иваныч, читайте историю. – Старик-психиатр глотал капли, стоя возле окна. – Утверждала, что слышит голоса, убеждающие ее отказаться от родных, уйти из семьи. Бред отравления, к тому же. Жаловалась, что муж хочет ее отравить, зная о ее аллергии на сладкое. Головные боли частые.

– А тики?

– Какие тики еще? – Старик поглядел на молодого врача из-за плеча.

– В пятницу во время посещения. – Леша отвлекся от изучения документации. – Она начала говорить с мужем. Он указал на то, что сейчас другое время года. У нее случился тик. Слабый, едва заметный. А затем последовала агрессивная вспышка.

– Тик – это навязчивое, стереотипное движение. – Психиатр сел за стол, подвинув к себе документы, которые заполнял до этого. – Она у нас с декабря месяца в отделении. Никаких тиков я до этого у ней не замечал. Или что, хотите сказать, он у нее с прошлой недели начался?

Леша помолчал, услышав, как раздражение, зародившееся в первом вопросе пожилого врача, разрослось наподобие плюща за все время их разговора. Конечно, никому не приятно, когда поставленный диагноз оспаривают. Но слишком уж разительны были симптомы, которые он наблюдал в пятницу днем.