Чувствуя себя не совсем к месту в своей белой рубашке, Леша присел на диван возле стойки. Поморщился, вспомнив об Электронике и недавних событиях. Вряд ли этот сеанс, если можно так назвать секс из благотворительных целей, пойдет Электронику на пользу. Люди, открывшие в себе гомосексуальность настолько рано, не исправляются за одну ролевую игру. Да он и по себе знал, что «такие люди» вообще почти никогда не исправляются, только если готовы очень сильно захотеть и приложить к этому уйму усилий. А не напиваться от осознания своей нелепости и не приводить домой партнеров, младше на двадцать лет.

– Че грустим? – Упал рядом Зубов. С ним была Марина. У девушки на голове была плетеная диадема.

– Стас, ну, пожалуйста.

– Ладно, малюй свою чертовщину.

Она чисто женским движением подтащила к коленям длинную юбку и села сверху на гитариста. Стала пальцами мазать что-то у него на щеках и на лбу. «Неужели он не замечает? – Подумалось Леше, когда он мельком посмотрел на них. – Ей разве что осталось раздеться, чтобы показать ему свою симпатию».

– Вот, теперь все по канону. – Она улыбнулась, вставая.

– Что эта ведьма на мне намалевала? – Спросил, повернувшись к Леше, Зубов. Тот сфотографировал его и передал телефон. Зубов засмеялся, уронив голову на спинку дивана. – Марина!

– Что? – Певица поправила на себе диадему. – Локи – это разве не ты?

– Я же должен быть хитрым.

– А ты разве нет?

Зубов поднялся, направившись вместе с девушкой в гущу толпы. Но потом, вдруг вспомнив о Леше, вернулся.

– Мы третьи выступаем. Пойдем пока в бар!

– А мы разве не будем слушать музыку? – Спросил у него Леша, когда они, взяв пива, заняли целый диван. К ним присоединились и остальные участники группы. Игорь, второй вокалист, был в килте. Вместе с ним была какая-то длинная деревянная труба.

– Так одно другому не мешает. – Зубов отпил пива из стакана.

– Как вообще ваша группа называется? – Продолжал спрашивать Леша.

– Это пусть Марина расскажет, она у нас душа и идея группы. – Зубов усмехнулся, отвлекаясь на музыкантов, которые начали играть на сцене первую композицию.

Марина сквозь музыкальные залпы успела поведать идею группы, которая была связана с бродячими музыкантами, потерянными в песках времен. Леша не запомнил названия, потому что оно было нерусское.

Группы выступали интересные. Первые играли что-то танцевально-бойкое, заставляя особо активных слушателей плясать перед сценой что-то наподобие ирландской чечетки. Но все почему-то ждали вторую группу, которая, по словам особых местных знатоков, была «просто офигеть, какая крутая!». Зубов со своей командой тоже ждали выступления этой команды, но уже с меньшим восхищением – ведь они, все же, были соперниками в борьбе за внимание аудитории.

Леша не особо разбирался в фолк-музыке. Единственное, что ему приходило в голову на фоне такой музыки, так это идеи Карла Юнга о том, что нам так нравятся народные песнопения, потому что они связывают нас с коллективным бессознательным тысяч и тысяч предков, позволяют обрести в себе природное начало, возвратиться к временам, когда не приходилось особо выбирать между человеком цивилизованным и зверем, живущем в каждом из нас. Поэтому, глядя, как на сцене выступает Зубов, Леша размышлял, что в нем говорит сейчас: человек цивилизованный или же зверь? Марина с сияющей диадемой пела о вечной невесте-троллихе. Рядом с ней гипнотически бил в бубен парень, одетый в меховой костюм костяного оленя. Гитарная мелодия вилась и извивалась, готовая пронзить душу и выдернуть ее через ноздри наподобие мозга древнеегипетского фараона.

– Лех, можешь ключи одолжить? – Спросил как-то утром Зубов, когда они собирались на работу. – Я посеял свои где-то. Ты же позднее обычно возвращаешься, чем я.

– Если потерял, значит, надо восстановить. – Леша протянул ему свою связку ключей. – Даю на пару дней.

– Ох, благодарим великодушно!

К счастью, адаптация к новому месту работы закончилась, и Леша перестал особо запоминать дни и недели, проведенные в остром отделении. Привычное расписание дня, интенсивный трудовой процесс, поступившие и выбывшие, идущие на поправку и, наоборот, рергессирующие – все слилось в единую пеструю ленту, которая змейкой бежала по рукам, протекая сквозь пальцы и сливаясь с городом вокруг.

– Диссоциативное расстройство? – Воскликнул в начале сентября Цезарь Петрович, когда Леше, наконец, удалось провести несколько бесед с основной личностью Эльвиры. – Редчайшее психическое заболевание, и диагностировано с Вашей легкой руки?..

– На самом деле, Цезарь Петрович, новая статистика показывает, что подобные расстройства довольно распространены в мире. – Леша просмотрел еще раз созданные во время работы с пациенткой записи. Сомнений не было.

– Но ведь для расщепления личности нужен психотравмирующий опыт. В детстве, не меньше!

Леша кивнул.

– Есть такое. В детстве Эльвира два года летом отправлялась в деревню к бабушке, где к ней приходил… м-м, дядя Игорь. Он с ней «играл», как она это называла для себя: заставлял раздеваться до нижнего белья, прыгать с ним на кровати, затем ласкал ее и терся об нее половыми органами. Все это на фоне требовательной и строгой бабушки, которая и слушать не хотела ни о чем подозрительном и странном.

– Да она в бреду тебе еще и не такое расскажет! Дядюшка-педофил!.. Опрашивал родственников?