— Он ни при чем, — отвечает Мася, — он не смог… Промолчать.

— Ага, — в экран влезает глумливая рожа Кота, — когда Мася начинает допрос, мы колемся, как орехи!

— Долбоебы… — качаю я головой.

— Не-е-е… Просто она умеет спрашивать!

— Ну все, — Мася прекращает балаган, отдает сына Коту и разворачивается ко мне. Ну а я зацениваю ее серьезную мордашку и вздыхаю, понимая, что сейчас на себе испытаю таланты допрашивающего. Хотя, больше чем уверен, к парням она применяет совершенно другие методы, запрещенные конвенцией по правам человека. — Борюсь, она — непростая. И, судя по твоему дурному взгляду, нехило тебя приложила. Я боюсь, что ты вопрешься.

Хочется ей сказать, что поздно бояться, что все тапки уже сгорели, но молчу. Глядишь, закончит скорее.

— Я не буду тебя отговаривать, — продолжает Мася, — но очень прошу… Борь, я очень, просто очень прошу… Настаиваю, если хочешь. При малейшей опасности, сразу позвони. Ты знаешь, что у нас… Есть способы помочь. На расстоянии в том числе.

Киваю. Да, способы есть, это точно. Родня Кота, коренного москвича и совсем непростого парня, связи Егеря, уральского валенка, конечно, но там его неплохо так сваляли, с душой.

Прикольно, что в самом начале отношений Маси, Егеря и Кота, им пришлось вообще несладко. Интернет-издания растрясли на всю страну про особенности их… взаимодействия, скажем так. У нас в стране такое не принято. Запрещать не могут, но и трясти грязным бельем на каждом шагу будут с удовольствием.

Так что родня Кота отнеслась к Масе с предубеждением и долго уговаривала сынулю не пороть горячку.

Что характерно, родня Егеря, наоборот, насколько я знаю, все спустила на тормозах. Но у него там отчим, мужик очень серьезный, из тех, кто в девяностые умудрился не только хапнуть себе хорошую долю уральских богатств, но и, как знаменитые Демидовы, еще это дело не просрать и приумножить… Так его отчим просто пожал плечами и рявкнул что-то типа “Сами разберутся, без нас. Надеюсь, не заблудятся в одной кровати”. И все. Как отрезало.

Семья Кота, как ни странно, приняла Масю только, когда родился сын. Мой крестник. Причем, там с первого взгляда родство с Егерем, как говорится, на лице, но это не помешало матери Кота радостно покупать внуку приданое и во всеуслышание рассказывать, какие сладкие пяточки у “их Сашеньки”.

Не знаю, как это получилось, вообще, бабы и их реакции — та еще загадка века… Но сейчас у Сашки, и у его братишки еще не рожденного, двойной комплект абсолютно сумасшедших бабушек и на редкость серьезных дедушек. Это не считая еще и Масину мамашку, год назад удачно устроившую свою личную жизнь с анапским бизнесменом. Я его еще не видел, но, говорят, весь город под ним.

Так что я Масе верю, когда она про поддержку заикается. Она знает, о чем говорит. Вот только помогать мне пока не требуется. Не сирота, сам разберусь.

Не хватало еще, чтоб Мася мою личную жизнь устраивала… Бред бредовый и позорище. Потом от подъебок ее мужиков не отобьюсь.

Но отклонять ее предложение о помощи я не собираюсь. Солидно киваю, надеясь, что на этом мы завершили, но не тут-то было!

— Расскажи, какая она, — Мася придвигается ближе к экрану, глаза ее горят, и сразу вспоминаются наши с ней бесконечные болтливые вечера, когда она рассказывала про своих мужиков, я — про своих баб, и мы оба думали, что просто друзья. Верней, я так думал.

Вздыхаю, понимая, что не отобьюсь, и если сейчас не выдам хоть немного информации, то с Маси станется припороть сюда и выспросить все лично. А, так как ее фанатская поддержка всегда с ней, то может стать тесновато в одном, отдельно взятом Домодедово. Так что надо что-то выдать, в надежде, что малой кровью отделаюсь.

— Ну… Она красивая… — начинаю я, поудобней усаживаясь в кресле и мечтательно щурясь сквозь дым…

Через час, морально и физически выжатый, я завершаю сеанс связи.

Башка гудит, в горле сухо, в глазах — песок, и реально ощущение, что меня сейчас поимели по всем правилам допросов. Да… Повезло мужикам с ней, чего уж там. А меня, похоже, Бог отвел. Ведь моя Эвита и в половину не такая пиявка, как Мася.

А жаль. Я бы позволил присосаться…

Утром добываю дерьмового кофе из автомата в магазине напротив дома Эвиты. От странной на вкус бурды неожиданно прет, настроение повышается, и я, вернувшись обратно к машине, даже набрасываю в телефоне текст статьи для Михалыча. Просматриваю получившееся — ничего себе. Вполне бодренько, с долей цинизма и стеба, которую не всякий поймет. Михалыч поймет и даже, скорее всего, будет ворчать и заставит править.

Но вряд ли отклонит.

Пока пишу, машинально, на втором уровне сознания, прикидываю свои дальнейшие шаги.

От дома Эвиты уходить не хочется. Все время кажется, если покину пост, она исчезнет. Просто растворится на просторах страны. Как совсем недавно, в Аргентине.

Неприятные воспоминания заставляют полностью пересмотреть свое поведение.

Интересные ощущения вообще — почувствуй себя полканом, называется. Цепным псом. Или, наоборот, легавой, прущей по следу.

Понимаю, что сидение под окнами очень сильно отдает маньячеством, но наплевать. Ни перед кем отчитываться не требуется, а с собой я уж как-нибудь договорюсь.