— Здоровье Кэролайн вряд ли было твоей заботой. Потрясающе, что ты пожертвовал свою почку, и уверена ты сделал это, потому что любил ее, а не потому, что чувствовал себя обязанным.

Уэстон усмехнулся.

— Нет, Соф. Это была моя обязанность. Я был рожден для этого.

Я нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Кэролайн поставили диагноз в годовалом возрасте. Мои родители зачали меня с помощью экстракорпорального оплодотворения. Моей матери были имплантированы зиготы, генетически совместимые с Кэролайн и абсолютно чистые от всех генетических заболеваний. Я был ходячим донором запасных органов для экстренных случаев.

У меня отвисла челюсть.

— Ты серьезно?

— Помимо почки, у меня три раза брали костный мозг для пересадки Кэролайн.

Я понятия не имела, что сказать.

— Это… это…

Уэстон грустно улыбнулся.

— Ужасно? Знаю. Но что есть, то есть. Честно говоря, я об этом не задумывался, когда рос. Когда сестра заболевала, мне тоже приходилось оставаться дома. Я думал, мама просто нервничает, что я принесу микробы в дом и сделаю Кэролайн еще хуже. — Он покачал головой. — Но она хотела убедиться, что я здоров на случай если сестре понадобится еще одна пересадка.

— Вы с Кэролайн всегда казались такими близкими. Я помню, как вы вместе ходили домой из школы и все время занимались в библиотеке. Я немного завидовала вашим отношениям, поскольку у меня был только тупой сводный брат.

— Я любил сестру больше, чем себя. Кэролайн была удивительным человеком. Я бы в мгновение ока поменялся с ней местами: чтобы я болел, а не она.

Я почувствовала соленый привкус слез в горле.

— Это прекрасно. Правда. И лишний раз доказывает, что ты помогал Кэролайн не потому, что был обязан; ты делал это из любви.

Уэстон посмотрел на меня. Казалось, он что-то искал в моих глазах, прежде чем заговорил снова.

— Когда я родился, дед положил на мой счет пять миллионов долларов. Я думал, он сделал это для всех своих внуков, а в день похорон Кэролайн узнал, что я единственный, у кого есть такой трастовый фонд. Он сделал это, чтобы компенсировать мне то, что я был донором Кэролайн.

Я прерывисто выдохнула.

— Это неправильно.

— Мама звонит мне два раза в год: в день рождения Кэролайн и в годовщину ее смерти. Она не звонила в мой день рождения уже десять лет.

— Боже, Уэстон.

Он улыбнулся и провел рукой по моим волосам.

— Ты думала, что твоя семья испорченная? Они и в подметки не годятся моей, милая.

Жизнь Уэстона покатился вниз после смерти сестры, и теперь становилось понятно почему.

Я нежно поцеловала его возле сердца.

— Мне жаль. Не из-за твоей потери — хотя, очевидно, и это тоже, — но больше мне жаль, что я столько лет осуждала тебя, даже не узнав получше. Под этой придурковатой внешностью, которую ты так гордо носишь, скрывается действительно прекрасный мужчина.

Уэстон уставился в никуда.

— Ты хороший человек, а хорошие люди ищут хорошее в каждом человеке.

— И что? Разве это так плохо?

Он повернулся, посмотрел на меня и грустно улыбнулся.

— Не плохо, но это искажает реальную картину. Иногда люди именно такие, какими тебе кажутся и большего искать не стоит.

Уэстон ошибался, но спорить с ним было бессмысленно. Я посмотрела вниз и снова провела пальцем по его шраму.

— Могу я спросить тебя о чем-то личном?

— Разве все, о чем ты спрашивала меня за последние десять минут или за последние несколько недель, если уж на то пошло, не было личным?

Я засмеялась и шлепнула его по животу.

— Заткнись, Локвуд.

Он улыбнулся.

— Какой у тебя вопрос, «любопытная Варвара»?

— Ты это обсуждаешь с психотерапевтом, к которому ходишь? О смерти сестры и о том, как ты чувствовал себя ответственным за ее благополучие?

Уэстон нахмурился.

— Я хожу к психиатру, потому что это условие, чтобы сохранить свою работу. Я здесь не для того, чтобы меня восстанавливали. — Между нами воцарилось молчание, пока в конце концов Уэстон не прочистил горло. — Мне пора. Нужно навестить друга сегодня утром.

— О… ладно.

Я повернулась на бок, позволяя Уэстону встать, а потом смотрела, как он одевается и думала: «Ему действительно нужно идти или это наш разговор заставил его сбежать?». Но какой бы ни была причина, атмосфера в комнате изменилась. Я натянула простыню до плеч, чтобы защититься от холода.

Уэстон наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Увидимся позже?

Я заставила себя улыбнуться.

— Конечно.

Минуту спустя дверь со щелчком закрылась. Я лежала в постели в одиночестве, обдумывая последние двадцать четыре часа. Секс с Уэстоном, без сомнения, был самым потрясающим физическим опытом. У нас была неоспоримая химия. Я думала, что сильная искра возникла из-за толчка и притяжения нашей антагонистической вражды, но прошлой ночью мы не ссорились, а наша связь и химия были еще сильнее. Так что, возможно, в этом скрывалось нечто большее, чем просто вымещение накопившееся разочарование друг на друге.