А тут ещё и скользящие по моей фигуре потоки внимания: предвкушающе пытливые (нужно всем-всем рассказать!), завистливые, жадные, неприязненные… Обострённый слух доносил ядовитые замечания местных кумушек…

Бесит!

Разумом я, конечно, понимал, что в силу специфики развития имперской убийцы и влияния тёмного артефакта наиболее ярко чувствую именно негатив. Если прислушаться, среди реплик селян неприязненной окажется меньшая часть. Однако чувства, подстёгнутые влиянием Яцуфусы, побуждали раздавить этих смертных червей, которые смеют злословить в мой адрес!

В голове даже появилось оправдание для массового убийства, что-де опасно оставлять свидетелей встречи с родительницей. Ха! Будто слухи среди землепашцев смогут доставить мне неприятности, даже дойди они до начальства или революционеров! Нашла имперская убийца родителей — и что? Я не собираюсь оставлять их здесь, значит, захватить заложников и попытаться меня шантажировать не получится (не то чтобы такая попытка увенчалась успехом и при наличии пленных). Оснований же для претензий со стороны, скажем, Сайкю моё желание обеспечить родичам приемлемую жизнь не даёт, как ни крути. Главу Отряда я — вернее, мои люди — посредством компромата и приличного количества взаимовыгодных, но не вполне легальных дел и вовсе держу за горло. Да и занимает он свою должность только благодаря купленной нами поддержке вышестоящих. Нет, он никуда не дёрнется. Таким образом, нет никакой обоснованной причины устраивать в деревне резню.

…Но хочется.

Тц, стоит уйти с глаз, пока раздражение не обернулось чем-то нехорошим, а то мне и так становится всё сложнее испускать теплоту и приязнь в сторону напуганной матери. Один раз желание убивать уже прорвалось наружу, и повторять ту же ошибку я совсем не желаю. Всё же деэмпатия в качестве основы берёт именно испытываемые в данный момент эмоции. Поэтому внушать доброжелательность, когда так и хочется поубивать местных сплетников, а после ме-едленно запытать семью ничтожной твари, которая зовёт себя лордом этих земель, чтобы затем, подняв в качестве куклы, заняться ей уже по-настоящему… сложно.

Потом! Не думать об этом, червь сдохнет, но позже!

— Хватит, пошли в дом, — произношу, с трудом подавив кровожадный порыв и продолжая бороться с желанием ударить импульсом КИ по сплетникам и сплетницам. — Не хочу, как цирковая зверушка, стоять посреди дороги, — я и без влияния Яцу не очень люблю, когда мои личные переживания становятся достоянием общественности и предметом обсуждений, поэтому сдержать себя оказалось непросто.

Получивший набор мысленных команд немёртвый в это время повернулся к деревенским зевакам, и тихо, но отчётливо недобро произнёс:

— Пшли вон. Увижу любопытную рожу или услышу вяк в сторону госпожи — выпущу кишки и ими удавлю, — для подтверждения своих слов он на пару пальцев выдвинул из ножен свой тесак.

Надо ли упоминать, что улица мгновенно обезлюдела? Удобно, когда можешь говорить устами марионетки. Правда, немного смущает, что моё развитие всё сильнее отклоняется в шпионско-диверсионную область.

— Я так виновата-а, — плачущая женщина не услышала ни меня, ни басовитого голоса марионетки, ни удаляющегося топота ног, ни стука запираемых дверей.

— Ну хватит, хватит. Говорю же, я не держу зла.

— У-у-у…

— Прекрати, — прозвучал подкреплённый духовным давлением приказ. — Успокойся и отведи меня в дом.

Особой силы в словах не имелось. Но много ли нужно деревенской бабе, привыкшей слушаться мужа, старосту и господ? Наскоро утерев слёзы и выдавив из себя тихое «да», Кая, чуть сгорбившись, повела неожиданную гостью в своё жилище. Сама же гостья испытывала неловкость, растерянность и даже стыд.

Встретить долгожданную родительницу и повести себя с ней так… неправильно. Это заставляло шевелиться совесть.

«Это же мама! Она ведь действительно рада узнать, что мы с сестрой живы и преуспели. Я чувствую её теплоту и любовь… И веду себя с ней, как с обычной крестьянкой. Свысока, разве что без спеси. Разве это правильно?» — негодовала часть сознания. Причём (не зная, как именно выглядит это «правильно») раздражалась и злилась, подставляя себя под влияние тейгу.

Другая грань личности, в большей мере принадлежащая частице сознания землянина, тоже пребывала в растерянности по этому поводу. Я-Виктор отнюдь не являлся мастером в выражении своих привязанностей. Да и какие могут быть привязанности у человека, который последние годы на Земле доживал в качестве никому не нужного калеки? А осколок личности предка… от него осталась лишь песчинка. К тому же его родственники являлись продуктом совсем иной социальной среды, которая, как ни грустно сие признавать, менее чужда мне, нежели родная мать.

Слишком у нас разное мировоззрение и реакции на раздражители. Что общего может быть у Мастера боя, пробившегося к вершинам из практически слитого отряда «палачей режима», и потомственной крестьянки, всю жизнь просидевшей в глухой провинциальной деревне, потрёпанной монотонным тяжёлым трудом и многочисленными родами? Сомневаюсь, что нам когда-нибудь удастся полностью понять друг друга. Да и вряд ли мама примет дочь, если узнает, что я убила людей в разы больше, чем она когда-либо видела, а также собираюсь жестоко убить дворянчика, поднявшего на неё руку.