Ельчане же, затаившись в засаде на высоком берегу у очередной линии рогаток, дождались передового отряда половцев и мокши. Те вновь отправили вперед пеший дозор — и ратники Твердислава Михайловича хладнокровно подпустили его к себе, а после изрубили несчастных. Затем ратники в два залпа выпустили в сгрудившихся на реке всадников сотню арбалетных болтов — с недостижимой для ворога дистанции в полтораста метров. Когда же татары попытались подобраться ближе к берегу, чтобы поквитаться, дружинники отступили, избегая потерь в ненужной для нас перестрелке…

Собственно, после первых трех схваток, сокративших дружину на семь десятков воев (потери ордынцев по нашим прикидкам исчисляются в не менее, чем шесть сотен!), мы приняли совместное решение перейти к тактике частых и внезапных, беспокоящих ударов, после которых следует незамедлительное отступление. Этому сопутствовали три фактора: несмотря на удачно проведенные бои и гораздо меньшие по сравнению с ворогом потери, наши было просто некем восполнить — и для дружины они были гораздо более чувствительными, чем для следующей в голове ордынцев тумены. Это во-первых. Во-вторых, банально подошел к концу запас стрел, заготовленных заранее, даже с учетом «боезопаса» выбывших воев и трофеев, собранных после первой схватки с мокшей. То, что нам заготавливали местные жители, хватало как раз на два-три, максимум четыре быстрых залпа — после чего в колчанах оставался лишь «неприкосновенный запас» из десятка «бронебойных». С болтами для самострелов ситуация была несколько иной — их запас тратился значительно медленнее, но и восполнить его по пути было в принципе негде. А потому тактика ельчан была неизменной — дождаться появления «камфгруппы» у очередной линии рогаток, да выпустить во врага строго два залпа с безопасного для себя расстояния.

И ходу.

Ну и наконец, в-третьих — это лесостепная местность, удобная для организации засад на реке и скрывающая наши передвижения на лыжах. Чем мы регулярно пользовались, пропуская вперед вражеские дозоры и ударные отряды, а после атакуя передовую тумену на марше. Кроме того, на пути врага за спиной ушедшей по реке камфгруппы мы рассыпали небольшое количество рогулек, что не добавляло врагу комфорта на марше — а за линиями рогаток и перед ними мы повадились регулярно топить лед. Фланги же заграждений, на наиболее удобных для прохода всадников участках прикрывали теперь не волчьими ямами (уже не успевали их выкопать), и не чесноком — его запас также обновлялся совершенно незначительными поступлениями. Нет, Кречет предложил гораздо более удобный вариант (вроде бы с подачи Ждана): ельчане копали множество небольших, узких ямок глубиной не более полуметра, заливали туда немного воды, чтобы края их заледенели — а после присыпали сверху мягким, пушистым снегом. В итоге противник поначалу такие ямки всерьез не воспринимал и не замечал — пока несколько лошадей не сломали в них ноги! Правда, вскоре поганые научились гораздо более внимательно смотреть под копыта своих скакунов, да щупами проверять снег над возможными полыньями — но и это ведь также их замедляло!

А в ответ на частые удары из лесных засад, поганые принялись прочесывать раскинувшиеся по берегам рек дубравы. Правда, пешие дозоры из мокши шли без лыж, и разведка у них выходила слабой — ворогу просто не удавалось углубиться в чащу и своевременно обнаружить нас.

Но все же в первые четыре раза мы отступали, стараясь не связываться с врагом, хотя число «разведчиков»-мокшан никогда не было особо велико — учитывая, сколько лесных массивов встречалось головной тумене на марше! Десятков пять, не больше, считай на каждые две-три версты пути — после чего мокшане покидали лес и, выйдя на лед, уже конными догоняли своих. Приняв к сведению этот факт, я предложил план, как заставить ордынцев двигаться еще медленнее — по такому делу мы даже вновь объединились с сотней елецких дружинников…

— Поторапливайтесь вои, поторапливайтесь! Надо успеть обойти их на лыжах, чтобы никто к своим не ушел и не смог предупредить…

Я подгоняю небольшую, мобильную группу лыжников из двадцати ратников, обходящую мокшу на лыжах по широкой дуге на правом крыле их отряда (чтобы не заметили, потому и столь малое число ратников). А у самого меж тем мышцы аж трясутся от напряжения, пот заливает глаза! Ну, еще бы — приходится пробиваться через наносы девственного, глубокого снега, на некоторых участках глубиной по колено! Тут широкие лыжи хоть и дают небольшое преимущество над пешими погаными, кто вынужден грести по сугробам исключительно ножками (так им, поганым, и надо!) — и все же ведущий отряда, пробивающий лыжню в снегу, вынужден регулярно меняться с соратниками, выбиваясь из сил. Сейчас эта «почетная» роль перешла мне по «эстафете» — минут пять назад следующий впереди воин сошел с лыжни и замер, ожидая прохода всей группы. И хотя я и стараюсь держаться на морально-волевых (Егор молодец, парень весьма тренированный!), да только на самом деле уже практически выдохся!

А между тем, нам нужно очень поспешить, чтобы осуществить задуманное…

— Вон они, меж деревьев!

Голос подал Ждан, напросившийся в десяток и сейчас тихо окликнувший меня, первым заметив ворога. Вглядываясь в глубину чащи по направлению, указанному бродником, я действительно различаю несколько рослых мужских фигур, с трудом пробирающихся вперед по снегу примерно в ста метрах от нас… Кажется, не засекли обход — и Слава Богу! В противном случае ведь подали бы сигнал — и тогда успех моей дерзкой задумки стал бы весьма сомнителен…

Впрочем, еще ничего не решено.

— Братцы, давай за ними, только осторожно! Нельзя, чтобы нас заметили раньше времени!

Начинается самое напряженное — «тайное» преследование противника, когда предательский хруст ветки, крик встревоженной птицы или даже обостренное восприятие кого-то из мокшан, кто просто оглянется, почуяв опасность со спины, может сорвать весь замысел! И только сейчас приходит понимание того, в какую же авантюру я втравил, считай, всю дружину со своим «убойным» планом.

Блин…

Впрочем, мы только и успеваем, что растянуться в цепочку и начать двигаться вслед также цепью пробивающимся сквозь снег поганым, как впереди раздается встревоженный возглас — и тут же чей-то предупредительный крик. Меж тем, расстояние между нами и врагом составляет все еще под сто метров, разве что чуть-чуть меньше… Я взвыл от отчаяния — заметили, гады! — но в этот же миг лес огласил звонкий, и такой родной крик пустельги! А мгновение спустя на противника обрушился залп стрел лучников Кречета, все это время дожидавшихся врага, укрывшись за высокими сугробами и наиболее толстыми древесными стволами…