Передо мной располагалась безлюдная калета, рыбный рынок. Над берегом стоял туман, из него вылетали огромные пеликаны. Белыми скелетами они сидели в тишине, на перекладинах крытого железом навеса.

Я услышал странный звук в глубине рынка и пошел к нему. Звук становился все более и более отчетливым. Кажется, этот стук раздавался уже очень давно, просто я не обращал на него внимания. Я шел вдоль пустых прилавков, пока не увидел молодую гаитянку, с волосами, убранными под голубую косынку, которая разделывала крабов на столе и бросала мясо в корзину.

Мы разговорились. У гаитянки был такой же мягкий акцент, но по-испански она болтала свободно. Девушку звали Камила, и она сходу предупредила, чтобы я не смел называть ее кошечкой, киской или птичкой небесной и обращался просто по имени – Камила или Мила. Я с улыбкой принял это условие.

– Чем занимаешься? – спросила она, не отрываясь от процесса, – уж явно не крабов ловишь.

– Не совсем. Я пишу о ведьмах.

Она подняла на меня взгляд и сказала, что знает колдовство, и если я подожду, пока она закончит с разделкой, то может мне его показать. Во мне проснулся интерес. Я предложил помощь, на что она издала неопределенный звук и показала ножом, куда можно сесть, чтобы понаблюдать за ней.

Она доставала здоровенного белого краба, видимо, только что выловленного, из ящика, с треском отрывала клешни и рубила их на столе ударами тяжелого ножа. Клешни получались пустыми внутри, как тростник. От огромного краба оставалась щепотка мяса и горка пахнущего морем мусора.

Наконец Камила закончила, смахнула ножом мусор под стол и сняла фартук. Мне показалось, судя по животу, что она беременна. Девушка попросила взять корзину с мясом и помочь отнести в ресторан наверху. Она указала на холмы перед нами, где шпиль собора поднимался из тумана. Корабль на волне. Где-то там били в барабаны.

С корзиной в руках я следовал за девушкой по длинной лестнице наверх. Над заборами распустились жасминовые кусты. Низкие крашеные лачуги с грубой отделкой громоздились друг на друге, и повсюду между ними разбегались узкие лестницы, улицы бесконечно ветвились, то спускаясь, то поднимаясь.

При нашем приближении с дороги вставали худые собаки и провожали нас, поворачивая головы, в точности как те собаки на стенах. Потом бледный свет в тумане очертил два или три силуэта. Постепенно их становилось все больше – худощавых и высоких. Мы поднимались выше, и отовсюду к нам присоединялись черные мужчины в костюмах.

– Почему они идут за нами? – спросил я у Камилы.

– Не бойся. Я буду сражаться за тебя, – она рассмеялась и показала мне свой бицепс.

Я хотел спросить, по какому случаю люди так разодеты, но на самом деле меня волновал другой вопрос, который я не решился задать. Я был уверен, что там, в тумане, собаки превратились в людей.

Мы подошли к деревянной кабинке, и служащий открыл перед нами двери. Пол устилал мягкий ковер. Следом в кабинку вошли гаитяне, прижав меня к Камиле. Она помогла мне опустить корзину так, чтобы та не упиралась ей в живот, и ее ладони легли сверху на мои. Внутри пахло лакированным деревом, и сюда примешивались запах из корзины и марихуана, которой несло от гаитян. Как пахли убранные волосы Камилы, при таких обстоятельствах я мог только догадываться. Вагонетка качнулась и поехала на железных рельсах наверх.

– Ты слишком мягок, – сказала мне моя спутница, – я хочу, чтобы ты иногда показывал зубы и когти.

Кабинка остановилась, точно так же служащий открыл двери, и мы вышли на площадь перед собором, где нас сразу окружили жонглеры, барабанщики, отбивающие ритм, трубачи и женщины в широких юбках и волчьих масках, которые забирались на машины и танцевали, топая босыми ногами. Я снова ощутил острый запах марихуаны, смешанный с жасминовым ароматом.

Камила дотронулась до моей руки и кивнула на узкий проулок. Мы вошли в него, спугнув женщину из карнавального шествия, поправлявшую юбку. Камила постучала в дверь, выглянул мужчина и забрал у меня корзину. Девушка предложила мне сесть на ящики из-под пивных бутылок. Карнавальное шествие уже двигалось дальше, наверх, и музыка теперь слышалась в отдалении.

– Откуда у тебя этот след от зубов? – спросила Камила. Я в подробностях описал ей весь эпизод с Миртой.

– У этой сучки явно не хватает конфеток в коробочке, – мы оба посмеялись над этой фразой. – Но она права, прошлое кусает тебя за шею.

Перемена в ее голосе была подобна дыханию ледяного ветра. Я не знал, что и ответить. Камила, кажется, понимала мои чувства и, смягчившись, заговорила сама.

– Расскажу тебе короткую гаитянскую сказку. В дом одного злого плантатора пробрался птицеед и укусил девочку, дочь хозяина. Слуги изловили паука и прибили к притолоке. Дочери вызвали врача, но он не смог помочь – малышке не становилось лучше, и она кричала от боли. Тогда позвали другого врача, но и тот не знал, что с ней делать.

Так продолжалось несколько дней, и паук все висел, пригвожденный к двери. Плантатор не позволял слугам снимать его. Наконец к хозяину обратился один старик и убедил его, что пленника нужно освободить. Когда это было сделано, паук умер, а девочка перестала кричать и умерла следом.

– Ты напоминаешь отца этой девочки. Он хотел, чтобы паук испытал ту же боль, которую испытывала его дочь.

Камила была права. Она словно видела меня насквозь.

Она рассказала, что эта история произошла на плантации, куда ее увезли в детстве. Она жила в доме, где держали рабов, и ухаживала там за собаками. Хозяин был жестоким человеком, и на него работал отряд головорезов с мачете, но однажды Камиле удалось сбежать.