— Достаточно для того, чтобы заинтересовать.

— И какие твои условия?

— Уверен, что эти условия мне стоит озвучивать именно тебе?

— Рано скидываешь меня со счетов, сынок.

— Ну, в таком случае, пятьдесят процентов, папаша. Иначе не вижу смысла в этом разговоре.

— Ты не зарывайся, Архип. Есть бойцы и по достойнее тебя.

Я насмешливо изогнул бровь. Мы оба понимали, что это бесполезный фарс.

— Чего тогда вцепился в меня мертвой хваткой?

— Слишком много в тебя вложил.

— Ну ты думай, Рустем, думай. Времени у тебя на это теперь предостаточно, — ответил я, поднимаясь на ноги. — Только не затягивай. Кустанайские баи совсем недвусмысленно намекнули о том, кто им нужен.

— Сорок, — бросил он мне вдогонку, когда я уже одной ногой был у дверей.

— Пятьдесят.

— Имей совесть, Архип. Часть выручки идёт в общак. Мне что останется? Проще заменить тебя.

— Меняй. Что я от этого потеряю?

— Черт с тобой, — сдался он, приняв мой блеф за чистую монету. — Пятьдесят, так пятьдесят.

— Оклемаешься — позовешь.

…

Увидев в коридоре мать в окружении интернов, решил просто пройти мимо.

— Дима.

Остановился. Тяжело вздохнув, посчитал про себя до трёх и обернулся.

— Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь уйти.

Бросив взгляд мне за спину, ее глаза безошибочно уткнулись в дверь, ведущую в палату Алиева.

— Я же просила тебя, — сказала она, верно истолковав цель моего визита в ее лекарню.

— Я тебя тоже просил. Не вмешиваться в мою жизнь.

— Я твоя мать!

— Это ты мне напоминаешь или себе?

— Дима. Да…, да как с тобой можно разговаривать?

— Не разговаривай. Так обоим проще.

— В чём я перед тобой виновата, что ты так себя ведёшь со мной? Неужели я не заслужила элементарного уважения?

Старая заезженная пластинка на крышесносном повторе.

— У меня к тебе встречный вопрос. Хотя, можешь на него не отвечать. Мне не интересно.

— Да что с тобой не так?

— Все со мной так. Мне некогда. Извини.

Протиснувшись мимо, поспешил уйти, оставив мать с поджатыми губами молча всматриваться мне вслед.

.. мне семь лет.

Несмотря на середину осени, солнце печёт нестерпимо. В Узбекистане всегда солнце. Много солнца.

Я самовольно убегаю со двора. Позади наших панельных домов частный сектор. Туда мы частенько бегали весной с пацанами поживиться зелёным урюком или кислой, едва поспевшей, клубникой. Еще тогда я приметил один огородик с синими розами, так восхищавшими маму.

И сейчас, прилипнув к забору, стоял и высматривал наиболее удачные бутоны. Собаки скалились на меня с той стороны, предупреждающе порыкивая.

— Чего тебе, мальчик?

Из-за угла дома выглянула женщина. Придирчиво осмотрев мой внешний вид, выжидающе выгнула бровь.

— Дайте мне три розочки, пожалуйста. У моей мамы завтра день рождения.

— Иди, иди, давай, — сразу же запричитала она, отмахнувшись руками, словно от прокаженного. — Бог подаст.

Бог подаст? Как знаете, тётенька…

.. Выкорчевав вечером из маминой аптечки пачку Супрастина, засунул ее в карман, и как ни в чем не бывало отправился спать.

Едва только в доме наступила полная тишина, выбрался из-под одеяла и тихо протопал на кухню к холодильнику. Стащил пару кружочков вареной колбасы, оставшейся с ужина и так же тихо прокрался к окну.

Первый этаж. До асфальта каких-то полметра.

Оглянувшись последний раз назад, лихо спрыгнул вниз. По проторенной дорожке вернулся к манившему меня участку.

Одна из собак кинулась на сетку, вторая зарычала где-то рядом.

Выудив из кармана колбасу, нашпиговал каждый кусок таблетками и по очереди скормил обоим псинам. Не прошло и часа, как их подкосило.

Сделав глубокий вдох и уняв мандраж в руках, перебрался без лишнего шума туда.