На промерзших стенах, за проседью инея виднелось множество косо нацарапанных надписей, в конце каждой стояла дата.

"Сколько людей побывало в этом фашистском застенке", - подумал Георгий.

Ноги подкашивались. Он опустился на пол. Любопытные взоры обитателей камеры шарили по его лицу.

– Откуда взяли?
– громко спросил у него один из них.

Карлов, не отвечая, глубоко вздохнул и. закрыл глаза, хотелось хорошенько осмыслить все что с ним произошло.

"Почему никто не попытался разобраться, кто я такой?" - с горечью думал Георгий.

В камеру принесли обед. Георгий не притронулся к пище. Он ждал, что вот-вот его вызовет какой-нибудь начальник и все выяснится. Так а томительном ожидании, то засыпая, то вскакивая, чтобы потопать и согреться, провел он весь день.

Вечером он окончательно почувствовал себя одиноким, затерявшимся в огромной массе людей. Последним усилием воли он пытался взять себя в руки.

"Ничего - самое страшное позади. Главное, добрался, перешел линию фронта, а все остальное - недоразумение".

Как ни заставлял себя Георгий заснуть, ничего не получалось. Невеселые мысли лезли в голову. Тело било ознобом.

Так прошло несколько томительных часов. Лишь под самое утро Георгий забылся, будто провалившись куда-то.

– Выходи во двор!
– раздалась команда.

Закопошились, заторопились арестованные, подгоняемые окриками: "Живей! Живей! Шевелись!" - и друг за дружкой начали выходить на темный двор.

– Становись!

Толкая друг друга, выстроились в шеренгу.

Лейтенант пересчитал всех.

– Можете вести, - разрешил он другому лейтенанту.

По бокам выстроившихся стали конвойные с автоматами. Послышалось: "Марш"!
– и небольшая группа людей медленно потянулась за ворота.

Рассветало. Георгий был рад, что они двигались. На ходу он согрелся.

Медленно тащились конвоируемые через разрушенные хутора и станицы. Днем на окраине какой-то станицы был устроен привал. Арестованным выдали хлеб. Пока они отдыхали, к ним присоединилась еще одна группа людей. Дальше двинулись вместе.

Пройдя еще километра три, Георгий почувствовал, как сильно заболели стертые ноги. Он вышел из строя и, сев прямо на снег у обочины дороги, снял валенок. Портянка сбилась на пятке. Карлов перематывал уже вторую ногу, когда к нему подошел конвоир:

– Вставай, вставай! На привале надо было портянки мотать.

Он бы, возможно, толкнул Карлова прикладом, но Георгий метнул на него тяжелый непрощающий взгляд.

– Небось наших-то сразу... без разговоров расстреливал, - пробормотал конвоир, оправдывая себя, за допущенную резкость.

– Не полицай я, дурья твоя башка. Я советский летчик, - с болью в голосе произнес Георгий.

– Летчики наши вон... летают, - ответил солдат, показывая в небо, где издалека доносился гул моторов.

– Сбили меня недавно, чудак ты эдакий, вот и пробирался я к своим, а тут видишь, как встретили. Карлов уже натянул валенок.

– Ладно, там разберутся. Догоняй своих. Идти стало легче, и Георгий быстро пристроился в хвост колонны.

Рядом с ним, сутулясь, шел высокий пожилой человек с острой седеющей бородкой и маленькими усиками. Его, очевидно, арестовали только вчера - на щеках еще, не успела вырасти щетина. "Интеллигент", - подумал Георгий, посматривая на соседа.

– Скажите, - вдруг обратился тот к Карлову, - как вы думаете, я вот был бургомистром при немцах, будут нас судить или так расстрелять могут?

– Я бы таких давно повесил, - с ненавистью ответил Георгий.

– Позвольте, но, вы ведь тоже служили новому порядку, - изумился бывший бургомистр.

Карлов размахнулся здоровой рукой и с силой ударил его по лицу. Предатель свалился с ног.

– Эй, чего там не поделили?
– крикнул конвоир.
– Не сметь драться, а то руки свяжу.

– Не понимаю, - поднявшись, быстро заговорил бургомистр.
– Может быть, я резко выразился. Ну пусть не служили, но сотрудничали же.

Карлов опять замахнулся, но тут же опустил руку. Бургомистр успел отскочить в сторону. Теперь он шел на почтительном расстоянии от Георгия.

Кругом виднелись следы недавнего боя. По обеим сторонам дороги валялись разбитые, обгоревшие автомашины, исковерканные орудия, танки с черными крестами на развороченных башнях. Иногда из-под снега виднелись то зеленый рукав шинели с торчащими из него белыми обмороженными пальцами; то сапог, обтянутый тряпками или большой соломенной калошей; а кое-где в невероятных позах, словно повалившиеся чучела, черными пятнами лежали на снегу трупы бывших завоевателей.