Шрифт:
— Сюда! — кричал Унномтюр.
И они бежали, хрипя, в едва видимый просвет.
— Туда!
Они поворачивали по команде. Хворвик оскальзывался, его поднимали, топорик бил Фьольвира по бедру.
— Еще!
Кровь струями захлестала по плечам и головам. Спутники отплевывались и упорно месили разъезжающуюся тропу.
— Стоп!
Унномтюр дернул Хворвика к себе. Парень проехал на одной ноге и упал. Фьольвир встал рядом, согнулся, тяжело дыша.
— Что? — повернул он голову к Унномтюру. — Куда дальше?
Тот окинул взглядом убогий пятачок света, в который они оказались заключены.
— Все, — сказал он, смахивая кровь с лица, пришли.
— Как — все? — удивился Фьольвир.
Он выпрямился. Тьма обступала их по кругу. Клокотала, искрилась, колыхалась, но не предпринимала попыток напасть. Дождь выродился в мелкую розовую морось и сам собой угас.
— И где мы? — спросил Фьольвир, вытирая рукавом щеки и шею.
Унномтюр хмыкнул и помог подняться Хворвику.
— Подумай сам, арнасон. Мы в ловушке.
— Мтаг!
— Разумеется, арнасон! Он же знал, что мы бросимся за ним в погоню, поэтому и приготовил нам это замечательное место.
Унномтюр сделал шаг, влез во тьму плечом, но проломить ее у него не получилось. Он налег, но через несколько мгновений, морщась и растирая руку, вывернулся обратно. Густая шерсть на части плаща-хелька словно облезла, а половина лица, соприкасавшаяся с тьмой, покрылась глубокими оспинами.
— Что теперь? — спросил Фьольвир.
— Теперь? — Унномтюр моргнул, стянул хельк, встряхнул его и накрутил по-новому. — Нечто подобное я предполагал. В этой части и Йорун, и Наккинейсе были мне хорошими учителями. Не зря же мы взяли Ваньяргена!
Он похлопал по спине бледного Хворвика.
— Я? — спросил тот. — Я же ничего… Я устал.
— Ну-ну-ну, — сказал Унномтюр. — Тебе и делать ничего не придется. Обещаю.
Он улыбнулся. Хворвик неуверенно улыбнулся в ответ.
— Но как тогда…
— А просто посмотри наверх, — показал глазами Унномтюр.
— Наверх?
— Да.
Хворвик запрокинул голову.
— И что?
— Смотри в одну точку.
— Долго?
— Смотри.
Унномтюр потрепал парня по плечу, а потом уверенным движением провел лезвием меча по его горлу.
Глава 8
— Зачем? — успел крикнуть Фьольвир.
Но было уже поздно. У хлюпающего горлом, выдувающего красные пузыри Хворвика подломились колени. Он упал, и его остекленевшие глаза, казалось, с немым удивлением уставились на собирающийся над ним алый, горячий, кровяной сгусток, повисший на тонких стебельках истекающих струек.
— Зачем, — повторил Фьольвир.
— А надо было тебя, да? — ухмыльнулся Унномтюр, возвращая меч в железные петли на поясе. — Чтобы ты, а не он хрипел и шел за теми, кто отправился в посмертный мир во дворце? Нет, арнасон, герой должен быть один, и это ты.
Он посмотрел на Фьольвира.
— Не переживай, — сказал он, — мы запомним его имя. Хворвик Ваньярген! Ты сложишь о нем песню. Или даже две. Сагу! Во всяком случае, он послужил великому делу спасения мира.
— Послужил ли? — хмуро спросил Фьольвир. — Можно же было как-то…
— Как? — подступил к нему Унномтюр и качнул головой на стоящую стеной тьму. — Скажи мне, как?
— Но он же…
— Что?
— Я думал, он будет с нами.
— Он был с нами! — воскликнул Унномтюр. — Мало того, он умер не так бесславно, как те люди в зале.
— Все равно… — упорно сказал Фьольвир.
— Ничего не все равно! — рассердился Унномтюр. — Вспомни про Бьеннестад, вспомни о кааряйнах, вспомни о всех, кто уже умер и еще умрет. Их тебе не жалко? Никого не жалко? Путь героя не усыпан цветами и пухом. Часто приходится делать выбор между не самыми хорошими вещами.
— Но ты знал, что Мтаг устроит ловушку! — крикнул Фьольвир.
— Знал.
Ответив, Унномтюр отвернулся к покачивающемуся в воздухе кровяному пузырю. Он достиг размера лошадиной головы, и тонкие нити, связывающие его с Хворвиком, втянулись внутрь.
— Знал. Предполагал. И потому рассчитывал наперед. — Унномтюр достал из рукава кошель с монетами. — И если бы мне случилось снова выбирать, тащить ли несчастного Хворвика с собой, я сделал бы это без раздумий. Пойми, арнасон. У нас нет времени кого-то жалеть или сомневаться в том, правильно ли мы поступаем. У меня есть задача. У тебя есть задача. И если мы с тобой вместо спасения мира начнем сокрушаться о Хворвике и всех остальных…
Он качнул головой. Пустое лицо сложилось в гримасу — кривая борозда усмешки «воткнулась» в морщины щеки, съехавшей на сторону вместе с носом.