Второй день я злился, чувствуя себя полным идиотом. То крыл себя матом за то, что ушел тогда от Ольги, то убеждал, что все сделал правильно. Потому что нафиг она вообще мне упала, мегера такая. Коза вздорная. Встало на нее? Ну… бывает. Автоматическая бессознательная реакция, когда в полуметре объективно годная попа и не менее годные сиськи, едва прикрытые и плотно обтянутые. Мне все-таки не девяносто лет, чтобы подобные вещи не возбуждали. Но это ничегошеньки не значит.

– Евгений Петрович, можно вас на белый танец пригласить? – подлетела бухгалтер Валечка.

Мы с ней были ровесниками, но, в отличие от Пашки, который всегда всем друг, товарищ, брат и любовник, я держал с подчиненными дистанцию. Только на «вы» и по имени-отчеству. Может, кто-то и считал меня надутым индюком, но хватало и тех, кто хотел бы эту самую дистанцию сократить до нуля. И Валечка в том числе.

Она вздыхала, томно поглядывала из-под опущенных ресниц, выгибалась, прижималась, а я… Наверно, всем еще живущим на свете участникам Scorpions в этот момент сильно икалось за их ну очень долгоиграющие песни. И да, мне внезапно стукнуло девяносто, потому что ни дойки третьего размера, ни прочие завлекательные части женского тела, плотно вжатые в меня, не вызвали абсолютно никакой реакции.

– Прости, братан, - сказал я Пашке, когда медляк наконец закончился и Валечка от меня отлипла. – Мой лимит на нуле. Если сам не справишься, зови на помощь Гиви и Коляна.

– Слабак, - снисходительно хмыкнул тот. – Вали в свою целомудренную постельку. Нам меньше конкуренции.

Утром, зная, что придется пить, я оставил Кота на стоянке и поехал на метро, а сейчас вызвал такси. Во дворе, выбираясь из машины, привычно посмотрел на свои окна – темные, потом на освещенные этажом ниже, и…

Черт, это просто наваждение!

Растрепанные волосы, прилипшие к влажному лбу, приоткрытые губы, твердые острые соски под тонкой тканью…

Да в конце концов, закончится это или нет?

Двери лифта открылись, и я уставился, как баран, на красную пятерку на стене. Случайно палец попал не на ту кнопку? Или… не случайно? Вышел, остановился. Лифт уехал. Шаг, второй, третий – как под гипнозом. Подошел к двери, зачем-то прибавил к девяти пять, получилось четырнадцать. Потом к единице четверку – пять. Как этаж. Что бы это значило?

Абсолютно ничего.

Потянулся было к звонку, но тут из-за двери грянуло двумя пьянющими голосами сквозь такой же пьяный смех: «Парней так много холостых, а я люблю женатого». Допев, одна из них, я не понял, Ольга или нет, заявила, что «все они мудаки, все до единого», а вторая охотно согласилась.

Будь я попьянее, наверно, все-таки донес бы руку до звонка и попытался бы переубедить.

«Привет, девчонки, возьмете в компанию?»

Но… когда ты почти трезв, пьяные бабы – это такое себе. Да и когда наоборот - тоже. Это ты кажешься себе веселым и раскованным, а с трезвого берега – мерзкая пьяная рожа. Ладно бы стартовали одновременно, но, судя по этому хору Пятницкого, мне их точно не догнать.

Впрочем, была еще одна причина, по которой я развернулся и пошел к лифту.

Когда пьяные девушки с таким надрывом поют: «а я люблю женатого», это ж-ж-ж неспроста. Это они наверняка о себе поют. Мало приятного, когда тебя в постели используют в качестве живого вибратора, представляя на твоем месте кого-то другого. Ладно еще, если ты этого не знаешь точно, но тут-то все прозрачно.

И как-то сразу становится все понятно. И почему в твоей квартире, Оля, нет признаков мужчины, и почему ты злая такая. И даже попытки убежать в Тиндер вполне вписываются.

Ну что ж, вольному воля, а спасенным рай.

Я поднялся к себе, разделся, пошел в ванную. Хотел уже включить душ, но в последний момент вспомнил, что слив так и не починил. Вот забавно было бы снова залить ее. Надо все-таки что-то с этим делать, а то совсем в свинью превращусь. И в тренажерку таскаться каждое утро надоело.

И, кстати, Жека, выброси уже эту гадюку из головы. Со всеми ее сиськами и коленками. Хватит. Проехали!

***

Ночью мне приснилась Лиза. Не та, с которой расстался, устав от ее бесконечных капризов и экзистенциальных кризисов. Нет - та, в которую когда-то влюбился по уши и не замечал ничего. Человек не меняется – меняется твое видение. Во сне я видел ее так, как в первые месяцы: милой, нежной, манящей. Но словно голос какой-то шептал в уши: все это скоро кончится. Уже кончилось…

Проснулся в отвратительном настроении и долго лежал, пырясь в потолок. Можно сколько угодно думать, что разлюбил. Но чувства так просто не сдаются. Сопротивляются, цепляются когтями, приходят в те моменты, когда ты особенно уязвим и беззащитен, как усевшаяся гадить собака. Так было с Риткой, так и сейчас. Можно выдирать их, как сорняки, но корни все равно остаются и пускают побеги. Или можно подождать, пока не засохнут сами.

Она мне больше не нужна, я больше ничего не хочу, ни от нее, ни с ней – но почему тогда вспоминается все самое лучшее и всплывают сомнения: а может, поспешил, может, ошибся?