– Именно так. Ведь ты - мой брат.

– У нас один папа?

– Не только папа. И мама тоже.

– И где мой папа? И мама? Они бросили меня? Я им не нужен?

Я прикусила губу.

Эти вопросы мы с Эмином не обсуждали. Стандартизированных ответов у меня тоже не было.

– Ты был желанным ребенком. Папа тебя очень ждал. А с мамой мы поговорим сегодня. По видео. Ты хочешь?

Камаль промолчал, а я как раз приготовила тесто – оно вышло очень пластичным, положила начинку, оформила края и поставила будущий пирог в духовку. Я решила сделать три пирога: два мясных и один сладкий. Все-таки мужчин теперь в доме много.

А вскоре приехал Эмин.

Рано.

Не потому, что скучал.

И не потому, что торопился домой.

Он прилетел в ярости. На нем лица не было – во взгляде поселился настоящий дьявол. Я думала, он убьет его. Камаля. Только его не было рядом, а у нас катастрофически не было времени.

Мы просто ели пирог. Который все вместе приготовили.

Я лично готовила его, а потом что-то пошло не так.

– Мама, у меня болит живот, - пожаловался Эльман.

Он даже перестал есть. Я уложила его в нашей с Эмином спальне на правый бок, но с каждой минутой ему становилось только хуже.

– Ты побледнел, мой мальчик. Как ты себя чувствуешь?

Холодными пальцами я набрала номер Эмина, а Камаля я попросила сходить за Валерой.

– Да, маленькая? Соскучилась? – привычно усмехнулся Эмин.

– Эльману плохо. Приезжай, пожалуйста. Я боюсь, - проблеяла я, вытирая Эльману пот со лба, - какой у нас адрес? Я должна вызвать скорую!

Я всхлипнула. Голос Эмина резко переменился.

– Я уже мчу. Я рядом.

– Ты только осторожно мчи, - запаниковала я, - пожалуйста. Это аллергия, Эмин, я сейчас сделаю укол, и у нас будет время. 

Телефон выпал из рук. Руки плохо слушались, пока я искала аптечку, ведь Эльману становилось только хуже. На такие случаи я знала, что делать. Паниковала только, но как здесь не паниковать, когда твоему ребенку угрожает опасность? Смертельная опасность. 

Я вздрогнула: Эльман ухватился за мою ладонь, и она была очень влажной.

– Мамочка.

– Тихо, сынок. Папа уже едет. У нас есть время.

Валера так и не объявился. Эмин приехал первым. Позже я, конечно же, узнаю, что Камаль даже не искал Валеру, и если бы я только понадеялась на него… моего сына могло не стать.

Боли в животе, тошнота, рвота, судороги и, наконец, обморок – все произошло молниеносно. За считанные минуты, как я и рассказывала Камалю.

Мне было очень страшно. До тех пор, пока Эмин не примчался и не отвез нас в больницу, было очень страшно.

Врачи засуетились, забегали, а я бы просто рухнула от бессилия да только Эмин подхватил.

Он схватил меня за плечи, прижался влажным лбом к моему и пообещал:

– Все будет хорошо. Его откачают. Ты слышишь меня?!

В глазах сгущалась тьма. И тогда я решила их просто закрыть. 

– Посмотри на меня, маленькая!

– Это я виновата, Эмин. Это я виновата! Наверное, в тесто случайно попала другая мука, или я перепутала, или я не знаю что! 

– Что ты говоришь?! Не смей так думать. Маленькая, смотри на меня, твою мать! Это приказ!

Я заплакала, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Словно сама смерть подбиралась к нам близко и стремительно.

– Кто-нибудь! – заорал Эмин, - моей жене плохо! Эй, маленькая, все будет хорошо. Я рядом, слышишь?

Слышала. Где-то на подсознании, и оттого - почти не верила. 

Глава 36

Меня завели в отдельную палату и накачали успокоительным. Краем глаза я заметила, как Эмин тоже принимает какие-то таблетки. Оно и понятно: нервы на пределе, это наш единственный ребенок. Наш сын. Первенец.

Позже меня пытались уложить на койку, чтобы поставить капельницу. Подумали, наверное, что успокоительное меня не берет. Возможно, ведь руки до сих пор била крупная дрожь, но я все равно отбилась, вернулась в вертикальное положение и хмуро посмотрела на доктора.

– Что с нашим сыном? Скажите мне, умоляю.

Оказалось, что это была медсестра, и она не знала, что сейчас происходило в реанимации. Нам только одно слово сказали - ждать. Взять себя в руки и крепиться. Кажется, говорили еще, что все будет хорошо. Обещали что-то доброе, сказочное, а позже я поняла, что это был Эмин. Именно он пытался успокоить меня, хотя сам он был на грани.

В этот день я поняла, что ожидание – это самая ужасная вещь, которую придумало время. Не старость и не скоротечность жизни, а лишь ожидание.