— Ляна, Ляна, — дядя Егор хотел взять меня за руку, но я не позволила. — Успокойся, пожалуйста, — примирительным тоном добавил он.

— Нет, дядя Егор! Нет! Я молчала. Долго молчала. Но больше не стану.

— Это ты будешь мне говорить про выгоду и деньги? — мама вжалась ладонями в крышку стола и посмотрела на меня исподлобья. — Пристроила свой зад под боком у богатого ублюдка и решила, что теперь может нас жизни учить? Укатила от своего папаши на другой континент. Что ж ты с ним не осталась? Лишила сестру работы!

— А Ляна у нас всегда считала себя лучше нас.

— Прекратите! — рявкнул дядя Егор.

Я шумно втянула воздух и вытерла с ресниц застывшее слёзы. Повисла пауза. Мысли в моей голове грохотали и вращались с оглушительным ревом, но… Я не хотела ничего говорить или доказывать. Всё равно ведь мать меня не поймет. Мы всегда говорили на разных языках. Я не могла здесь находиться. Мне стало противно.

Я ушла в прихожую.

— Лян, ты куда? — донесся из кухни голос отчима.

— Пусть идет, — выплюнула мама.

Я быстро обулась и схватила свой рюкзак.

— Лян, подожди! — дядя Егор выскочил в прихожую. — Мы сейчас все на взводе. Не нужно горячиться.

— Я не горячусь, дядь Егор, а делаю так, как считаю нужным. Мне здесь делать нечего. Я ни на что не претендую.

— Но, как же это, — он растеряно посмотрел на меня. — Как так?

— Никак. Дядь Егор, не пытайтесь склеить то, чего никогда не существовало. Простите, — я закинула рюкзак за плечо и вышла на лестничную площадку.

На нашем этаже не работала лапочка, но так даже было лучше. Мне отчаянно хотелось побыть там, где темно и тихо.

Мне нужно было сегодня вечером отправить фотографии заказчику. На прошлых выходных крупно повезло и возник шанс немного подзаработать. Сегодняшний день я провела за ноутом. Рядом стояла чашка с недопитым и давно уже остывшим кофе. В квартире витала тишина. Обычно, я любила включать музыку, когда занималась обработкой. Но в последнее время я не выносила любой посторонний шум.

Работа вытиснила из головы любые мысли, связанные с семьей и последним разговором с матерью. Я ни о чем не жалела. Высказала всё, что накипело и ушла. Практически сожгла мосты. Разве что было жаль дядю Егора. Он ни в чем не виноват. Просто оказался между молотом и наковальней.

Протерев уставшие глаза, я откинулась на спинку кровати и посмотрела в потолок. Хотелось бросить всё к чертовой матери, собрать вещи и уехать к Киру. Но… Наш последний разговор был откровенно ужасным. В тот злополучный день Елена провела меня. Мы на прощание даже обнялись. Она пожелала мне быть сильной и заявила, что время — лучшее лекарство. Очень хотелось в это верить.

Ни с Киром, ни с Еленой я больше не связывалась. Казалось, что тот небольшой период моей жизни, проведенный в Нью-Йорке, был всего лишь сном. Словно мы не встречались и никогда не знали друг друга. Не могла же я вот так просто взять и заявиться к Киру. Или могла? Всё слишком сложно. Я не имела права что-то требовать от Кира. Да я вообще никогда ничего ни от кого не требовала, предпочитая полагаться на свои силы.

Но сейчас… Мне чертовски не хватало вот этого жесткого, холодного спокойствия Маршала. Не хватало его присутствия и этих немного нелепых фраз о ноющей грудине или сжимающимся желудке. Кир описывал свои эмоциональные ощущения с помощью физиологических процессов, что происходили с его организмом. Нетипичные признания, в чем-то даже забавные. Порой Маршал выглядел, как большой растерянный ребенок.

Его взгляд… Я слишком четко запомнила его взгляд в нашу последнюю встречу. Он не обвинял. В нем не было разочарование. Но сложилось такое впечатление, что Кир провалился в себя, свои страхи и боль. Я волновалась о нем. Но мой прежний телефон остался в Нью-Йорке. Всё это было так по-дурацки. Началось странно и завершилось точно так же.

Закрыв на несколько секунд глаза, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. В горле образовался до тошноты знакомый невыносимый комок. Я не хотела больше плакать. Но в мыслях всё еще жил голос отца. Это было слишком… Порой мне казалось, что я не смогу выдержать такую объемную боль. Ее слишком много для меня одной. Такое ощущение, что я превратилась в маленькую девочку, случайно потерявшуюся среди толпы взрослых. Ищу отца, но никак не могу найти. Вижу лишь знакомую спину, она отдаляется-отдаляется и… Я не могу добежать, протолкнуться. Спотыкаюсь, падаю, плачу и больше не вижу этой знакомой спины. Это чертовски больно. Сжав руки в кулаки, я открыла глаза, сморгнула слёзы и продолжила работать с фотографиями.

На следующий день я решила заняться пересадкой цветов. Некоторым из них требовался уже горшок побольше. Пришлось отправиться в торговый центр. Таща в руках два довольно тяжелых глиняных цветочных горшка, я внезапно остановилась у витрины с игрушками. Мое внимание привлекла большая разноцветная коробка с самолётом, который нужно собрать самому. Не отдавая отчета собственным действиям, я вошла в магазин и купила этот самолет.

Пересадка цветов была перенесена на следующий день. Высыпав просто невероятно огромное количество мелких деталей на пушистый ковер, я решила, что должна собрать этот самолет. Зачем? И кому это вообще нужно? Я не знала. Действовала по наитию, прислушиваясь ко внутреннему голосу.