От стены замка отделился человек в коричневом полушубке и лохматой волчьей шапке. Человек не оглядывался, но я узнала его по медицинскому чемоданчику, который он держал в руке. Мастер Ферет возвращался домой. Снег сыпал так густо, что теперь походил на водопад. Аптекарь нырнул в эти белые волны с головой, а они сразу поглотили его. И его, и дома, и весь белый свет.

После приглашения на посиделки, Марлен поправилась очень быстро. К субботе она была бодра и весела, и мастер Ферет разрешил ей встать с постели. Часа три мне пришлось сидеть на пуфике в детской, пока маленькая модница примеряла платье за платьем, решая, что надеть в гости. И хотя госпожа Броссар неодобрительно заметила, что красивые наряды – путь к гибельному тщеславию, я позволила Марлен крутиться перед зеркалом столько, сколько ей захочется.

Совместными усилиями мы выбрали тёмно-синее платье с коротким и пышным подолом, украшенное белыми кружевными манжетами и белым же воротничком.

Я бы предпочла увидеть на девочке что-то более яркое и подходящее для ребёнка, но в гардеробе Марлен не было ни розовых, ни голубых, ни зелёных нарядов. И я догадывалась, кого благодарить за сине-серо-чёрную унылость, которую освежали только кружевные воротнички.

Госпожа Броссар так же с неодобрением отнеслась к тому, что я взяла Марлен в кухню, когда готовила праздничный пирог. Едва мы с моей ученицей замесили тесто (Марлен собственноручно подсыпала муку) и торжественно «утопили» его в глубоком тазу, наполненном холодной водой, госпожа Броссар появилась на пороге, хмуря брови.

– По-моему, - заявила она, – вас нанимали для обучения наукам и изящным искусствам, а не для того, чтобы вы проповедовали ремесло кухарки.

– Это сейчас модно, - ответила я, не моргнув глазом. – В пансионе мадам Флёри домоводству отводится целый курс. Всякая уважающая себя барышня должна приготовить вкусный торт или пирожные, чтобы покорить высший свет и того единственного мужчину, который озарит её жизнь своей любовью.

– Что?.. – госпожа Броссар задохнулась от негодования.

Лицо её пошло красными пятнами, а от обычной невозмутимости не осталось и следа.

– Это… это уже ни в какие ворота… - выдавила она, круто развернулась на каблуках и полетела прочь по коридору, только вздулась колоколом чёрная юбка.

– Что это было? – спросила я у Марлен, которая сидела на высоком стуле, болтая ногами, и молча наблюдала за происходящим. – Разве я чем-то её обидела?

Девочка пожала плечами и указала подбородком на таз с водой, где уже всплывал наш «утопленник», распухая и становясь всё более рыхлым, влажным и пористым.

– Ты права, - сказала я, вооружаясь шумовкой, - пора его спасать.

Марлен хихикнула, и я посчитала это хорошим знаком.

Выудив тесто из воды и немного подмесив, я отделила небольшую часть для «решётки», а остальное тесто выложила на противень, раскатав в тонкий пласт. Тем временем Марлен, выпятив от старания нижнюю губу, смешивала в миске густые жирные сливки, растопленное сливочное масло, муку сахар и пряности до кремообразного состояния.

Мы аккуратно выложили начинку на тесто и приступили к сооружению «решётки» – раскатывали оставшееся тесто на жгутики и выкладывали поверх начинки крест-накрест.

Когда я наносила последний штрих – смазывала «решётку» птичьим пёрышком, которое обмакнула во взбитый яичный желток, госпожа Броссар появилась опять. Да не одна, а в компании с милордом Огрестом.

Судя по тому, что хозяин дома держал в руках шапку, а на плечах у него был меховой плащ - милорд только что вернулся. И госпожа Броссар проявила прыть, поймав его на входе.

– Что здесь происходит? – спросил Огрест немного устало, немного раздражённо, и Марлен ни с того ни с сего уронила ложку. – Чем вы здесь занимаетесь? – он перевёл взгляд на меня.

– Утопленником, - ответила я, машинально.

Я сразу поняла, что сказала не совсем то, что нужно было. Потому что лицо милорда Огреста вытянулось, а госпожа Броссар открыла рот и вытаращила глаза.

– Это пирог, - уточнила я. – «Утопленник» - название пирога.

И чтобы было понятнее, я указала на стол, где сейчас красовался этот самый пирог, готовый к отправке в печь.

Напряжение немного спало. Огрест потёр переносицу, опустив голову, а госпожа Броссар возвела глаза к потолку и довольно громко пробормотала что-то про милосердные небеса.

– А что такое, позвольте спросить? – поинтересовалась я. – Почему такой переполох из-за простого пирога? Госпожа Броссар, вы же сказали, что милорд разрешил Марлен пойти в гости к мадемуазель Миттеран?

Она снова помянула небеса, на этот раз, кажется, призвав силы небесные, а потом громко сказала:

– Разбирайтесь с ней сами, милорд.

– Разбираться в чём? – я отбросила со лба выбившуюся прядку.

– Я пойду, - объявила госпожа Броссар.

И она, правда, ушла, стуча каблуками с такой силой, будто гвозди вколачивала.