– Да, - подтвердил Ферет. – У старины Савё крутой нрав.

– Но столько лет прошло… - я не понимала такого упорства. – Он дарит золотые, а у родных внуков носки с заплатками?

– Жизнь – странная штука, - Ферет сунул медицинский чемоданчик под мышку, потому что держал в руках тамбурин и лютню, прижимая их к груди. – Иногда обиды сильнее, чем любовь.

– Вы думаете? – спросила я, размышляя о Бланкирах, при общении с которыми, правда, испытываешь стыд и неловкость, хотя ни в чём не виноват.

– Я знаю, - просто ответил он. – Поживёте с моё, Кэт, поймёте. Если у вас будет возможность, сделайте для Саджолены что-нибудь хорошее. Она добрая женщина. И, кстати, прелестно поёт.

– А что - мать? Как ведёт себя мадам Лиленбрук? Тоже не общается с дочерью?

– Госпожа Лиленбрук умерла лет пятнадцать назад, - сказал Ферет.
– Будь она жива, возможно, всё сложилось бы иначе.

– Возможно, - пробормотала я.

– Мальчишки мне не понравились, - вставила своё слово Марлен и добавила важно: - Настоящие хулиганы.

– Ой, зато мы – самые примерные девочки, - поддразнила я её.

Аптекарь проводил нас до замка, и несколько минут я потратила, чтобы уговорить его зайти.

– В другой раз, барышня, - поблагодарил меня Ферет. – Сейчас мне надо вернуться в лавку. У меня не слишком много свободного времени, знаете ли. А я ещё не упаковал ваш заказ на пряности и чернослив.

Мы с Марлен забрали музыкальные инструменты, помахали ему вслед, прошли по расчищенной от снега дорожке к парадному крыльцу, и тут столкнулись нос к носу с милордом Огрестом. Похоже, он тоже только что вернулся, потому что серый меховой плащ был засыпан снежинками, как и меховая шапка маркграфа.

– Вы так настойчиво приглашали его зайти, - сказал Огрест, открывая дверь и пропуская нас с Марлен вперёд.

– Всего-то пригласила согреться чашкой чая, - ответила я, укладывая инструменты на столик в прихожей. – Это было бы вежливо. Он помог нам донести тамбурин и лютню…

– Какой услужливый, - процедил сквозь зубы маркграф.

– Марлен, беги к себе, - сказала я девочке, развязав на ней шаль. – Я сейчас приду, - а когда Марлен убежала, спросила у Огреста, снимая шапку и расстёгивая пальто: - Не надо при ребёнке осуждать других. Он вам не нравится?

– Кто? – угрюмо спросил он, стоя у порога и комкая рукавицы.

– Месье Ферет, - подсказала я. – Речь ведь о нём.

– А вам? – ответил он вопросом на вопрос.

– А при чём тут я?

– Ни при чём, - буркнул он и побежал наверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Меховой плащ колыхнулся, как будто шевельнулась мохнатая спина чудовища из страшной сказки, и пропал в тёмном коридоре.

– Какие мы обидчивые, - проворчала я, обстукивая снег с каблуков.

Я не сразу поднялась на второй этаж. Сначала заглянула в кухню, сказав Лоис, что скоро у нас будет посылочка из аптеки, и я начну готовить «Винартерту», потом отнесла инструменты в большой зал, потом зашла к Марлен, чтобы убедиться, что она сняла шубку и шапку, и повесила всё в шкаф, и только после этого оказалась в своей комнате.

Было особенно приятно очутиться в тепле – уютно горел камин, рядом, как всегда, лежали поленья, и я сразу бросила в огонь одно из них. Поленья будто нарочно подбирали маленькие, ровные – как раз для женской руки. А может, и нарочно подбирали. И это тоже было приятно – когда кто-то даже в такой мелочи заботится о тебе.

Моя волшебная книга лежала себе на столике – закрытая и тихонькая, и я погладила переплёт, раздумывая, какую подсказку получу в следующий раз. Я повесила пальто, пристроила шапку на настенный крюк, чтобы мех не помялся, и только тут увидела два женских сапожка, стоявших у стены. Они были сделаны из крашеной кожи – серо-голубые, как мех зимней белки, и отороченные мехом серой белки, да ещё с мехом внутри – теплым, ворсистым.

Можно было посчитать это какой-то ошибкой, но размер был явно мой.

Несколько минут я потрясённо разглядывала обувь – узкий носочек, крутой каблучок - и не знала, что делать.

Что это – подарок? Или очередная выходка моей книги?.. Но вряд ли у книги найдётся возможность прикупить парочку отличных сапог.

Я пригладила волосы и решительно отправилась в кухню, где Лоис как раз колдовала над ужином.

– Мадам, - обратилась я к ней прямо с порога, - вы сегодня заходили в мою комнату?

– Я?! – она испуганно оглянулась, но тут молоко в горшочке на печи вспенилось белой шапкой, и кухарка бросилась его спасать. – Что вы, барышня… - обжигаясь, она сдвинула горшочек в сторону, и принялась помешивать молоко длинной ложкой. – Я же не осмелюсь…

– А ваш муж? – требовательно продолжала я.

– Персиваль? – Лоис бросила в молоко кусочек сахара и поставила горшочек обратно на горячую плиту. – Да Бог с вами… Он как уехал утром, так ещё не возвращался, милорд отправил его с почтой…