Опять анализирую…

Если коротко, в открытую заявила, что адвокат я блестящий, а вот отец из меня — дерьмо. Я, собственно, и без нее знал об этом, но спокойно выслушать соплячку, порицающую меня за то, что не поддержал сына после произошедшей в семье трагедии, не смог. Наорал на нее в ответ и жестко осадил. Потому что последние, сказанные ею фразы, в одну секунду прожгли внутренности уродливыми, жалящими язвами.

«Хотите знать, что я думаю? Его душевная болезнь — ваша заслуга. Мало того, что вы бессовестно переложили на Яна вину за смерть Алисы, так еще и заставили принять ее и жить с ней».

А хотите знать, что думаю я? Неприятно, однако, когда тебя тычут носом в собственное дерьмо.

— Почему твоего брата не было в суде? — жду, когда на светофоре загорится зеленый.

— Леша не смог прийти.

— Ну еще бы… — ухмыляюсь. — А что же родители?

С Арсеньевой я работаю довольно продолжительный отрезок времени, а об этих ущербных ни слова не слышал.

— Они в Новосибирске, — отворачивается к окну.

— Почему там не осталась? Зачем ломанулась в Питер? — давлю, пока стены крепости ослабли.

— Можно мы не будем об этом говорить?

— Ты поддерживаешь с ними связь? — не отстаю, хотя видно, что обсуждать свои отношения с этими упырями она и впрямь не намерена.

— Нет.

И слава Всевышнему. Мне еще тогда, три года назад, показалось, что семейство у нее конченое. Внешняя картинка не всегда соответствует содержанию.

Разве возьмут порядочные родители бабло за «моральный ущерб»?

Вопрос чисто риторический…

— Игорь Владимирович, готово! — доносится до меня звонкий голос девчонки. — Я тут на кухне накрою, ладно?

Отодвигаю бумажки, снимаю очки и, потирая переносицу, поднимаюсь со стула. Что б вы понимали, повод как следует набить желудок — единственная вещь, способная отвлечь меня от работы.

Иду на запахи. Аромат в квартире стоит убойный. Слюни текут как у некормленой псины, и никакая вытяжка тут не поможет. Чересчур развито обоняние, плюс слишком я падок на домашнюю стряпню…

Гостья суетится у плиты. Я устраиваюсь за столом и предвкушаю сытный ужин.

— Осторожно, очень горячо, — заботливо предупреждает она, пододвигая ко мне тарелку с борщом.

— Не понял, а ты? — хмуро взираю на сервировку.

— Я не буду, — подает нарезанный на дощечке хлеб и сметану в соуснике.

— Почему?

— Не хочу.

— Ну вот еще, у нас был уговор, — напоминаю ей, коль память короткая.

— Игорь Владимирович…

— Села есть!

Взглядом приказываю, и она обреченно достает столовые приборы.

— Ишь че вздумала, рабыню Заура изображать? Или как там звали страдалицу эту…

— Изаура, — смеется, усаживаясь напротив.

Ну хоть настроение немного поднялось.

— Во-во. Марьяна вечно лобуду эту крутила. Крузы, Мэйсоны…

— Это другой сериал.

— Ой да по хер! — раздраженно отмахиваюсь и вдыхаю балдежный аромат поглубже в легкие.

Вот где рай-то! Наваристый борщец, с зеленушкой.

— Плов сейчас будете или позже?

— Конечно сейчас. Накладывай давай, да побольше.

Угукает и принимается исполнять мое желание.

Прищуриваюсь от удовольствия. Прикидываю, не сожрать ли еще одну порцию первого.

— Вот, — передо мной приземляется вожделенный плов. Длиннозерный рис, много моркови, лука и мяса. Все как я люблю. Не скончаться бы от радости.

— Неплохо, — оглашаю вердикт. — Соли не хватает.

— Так добавьте, — передает мне солонку.

Без стеснения самозабвенно предаюсь одному из семи смертных грехов — чревоугодию, в то время как сидящая напротив Арсеньева поклевывает свою богичную стряпню точно птичка.

— Ну и тошнотик, — подмечаю неодобрительно.

— Да просто нет аппетита. Перенервничала, наверное, — тихо произносит, елозя ложкой в борще.

— Успокаивайся. Никто из них тебя не тронет. Поняла меня? — голосом демонстрирую максимум уверенности. И она верит. Кивает.

— Те двое… Почему они пошли против Каримова? — наконец задает вопрос, мучивший ее с того самого момента, как она увидела их в зале.

— Потому что у них не было выбора.

Либо продолжать медленно подыхать в подвале дома, находящегося в непроходимом лесу, либо решиться на сотрудничество и обойтись малой кровью.