— Почему заседание переносили?

— Обстоятельства.

Нарочно отвечаю односложно. У него ж башню рвет, из-за того, что он ни фига не знает.

Три. Два. Один…

— И как… она? Боится с ним встретиться в зале суда? — будто через силу спрашивает.

— Ей нечего бояться, я рядом. Да и вообще, гордись, Ян, соплей твоя девочка не распускает.

— Она не моя, — разглядывает сколы на поверхности стола.

— Ну и дурак, — повторяю скучающим тоном.

— Не лезь в это, — поднимает взгляд и предостерегающе сверкает глазами.

— Тебе не нужна, себе заберу, — сообщаю на полном серьезе.

— Ты совсем охерел, козел старый?! — с перекошенной мордой вскакивает со стула, бросается на меня и хватает за грудки.

Вот это я понимаю молниеносная реакция.

— Тихо, тихо, а то я сейчас санитаров приглашу, — склоняю голову чуть влево.

— Валяй…

— За нее хлебало мне начистил три года назад? — сам себе киваю. — Да-да… Я все вспомнил.

— Если ты хоть пальцем…

— Остынь, щенок, и думай, что несешь! — резко обрываю его нелепые фантазии. Но он словно не слышит.

— Ты… только попробуй, — яростно дыша, цедит сквозь стиснутые зубы.

Ну понятно. Клинический случай. Могу себе представить, как его накрыло после просмотра тех снимков, и что вообще происходило во время потасовки. Хотя чего представлять, медицинское заключение избитого до полусмерти Каримова говорит само за себя. Это ему еще повезло, что обдолбанный какой-то дрянью был. Мне кажется, он только благодаря этому и выжил.

— За нож возьмешься? — троллю, прищуриваясь.

Отпускает жалобно потрескивающую ткань и отходит на шаг.

— Возьмусь, если надо будет, — обещает без раздумий.

— Провоцирую, а ты ведешься, — цокаю языком.

— Я предупредил тебя… — все еще угрожает.

— Для меня на хрен загадка века, что она в тебе нашла, — поправляю ворот рубашки.

— Заткнись.

— Это ж надо было так по-тупому просрать все…

— Свали, а? Просто свали.

— Кстати, Дарина о тебе даже не спрашивает.

Держится стойкий оловянный солдатик, хотя иной раз посмотрит так, что и без слов все в принципе понятно…

— Зато с Беркутовым — не разлей вода, — подаюсь чуть назад, на всякий пожарный. — Он ее уже и с родителями познакомил.

— Какого…

Ой, мать честная, аж затрясло бедного. Надо бы поосторожнее, а то опять в фазу обострения уйдет.

— Выдохни, придурь, он ей Савку привозит, — откровенно потешаюсь, но смех застревает в глотке, ведь Младший резко меняется в лице. — Познакомить пришлось, потому что Чудик мозги родичам вынес.

Молчит. Савелий — больная для него тема. Вон как передернуло. Агрессия куда-то испарилась. Острая болезненная тоска в глазах промелькнула.

Скучает. Вижу. Знаю.

— Ему хорошо с Дариной. Истерия по папе-Яну поставлена на паузу. Гуляют, рисуют, занимаются.

— А если у него приступ случится? — в голосе звенит беспокойство.

Мать-наседка херова.

— Не ссы, этот ваш краткий курс медподготовки Даша прошла. О всех лекарствах знает. Так что… незаменимых нет.

Поджимает губы.

Я знал, что его глубоко заденет эта фраза.

Стоим в полной тишине. До тех пор пока эту самую тишину не нарушает странный звук.

Выглядываю в окно. Шизик орет и бьется башкой о то самое дерево, с которым лобызался ранее. Правда успевает сделать это всего пару раз. Из-за угла вовремя показываются санитары.

Поворачиваюсь к сыну, облаченному в больничную форму.

Может, выкрасть его и отправить куда-нибудь в жопу мира, пока окончательно вот так же кукухой не поехал?

— Что? — сверлит меня подозрительным взглядом.

— Держи дистанцию с этими дегенератами.

— Это тебе не грипп и не ветрянка, — произносит насмешливо.

— Все равно на хер, — качаю головой.

В таком месте и здоровый человек свихнется. Что говорить про моего с нарушенной психикой…

— Мне пора жрать таблетки, — объявляет он сухо. — Матери и Савелию привет.

— Хочешь, с ним приду в следующий раз? — предлагаю, чтоб хоть как-то его приободрить.

— Спятил, тащить сюда ребенка…