— Ян…

Снова преодолевает жалкие сантиметры, разделяющие нас.

Он вздрагивает и, надсадно дыша, сгребает мои волосы на затылке в кулак.

Рваный нецензурный шепот. Короткие касания. Такие невинные, но столько в них всего… Раздирающей в клочья острой тоски. Стремительно разгорающейся страсти. Болезненной обоюдной потребности.

Вдох-выдох.

Спичка — бензин.

Оголенные провода.

Вот-вот вспыхнет.

Замкнет.

— Один поцелуй, Арсеньева… — не то требует, не то предупреждает.

И все…

На этот раз ничего общего с целомудрием.

Притянув к себе, горячо и настойчиво врывается в мой рот. Чувственно и жадно терзает своими губами мои. Подавляет. Дарит знакомое удовольствие. Призывает сдаться ему на милость. Подчиниться.

Не могу не ответить. Пусть буду слабой и безвольной.

Я так сильно скучала… Слишком часто вспоминала то, что было между нами когда-то. То взрослое, порочное. Случившееся так рано и так не вовремя.

Подминает под себя, сжимает мое лицо ладонями. Целует. Одержимо. Умело. До слез…

Переполняющие меня чувства распирают изнутри грудную клетку. Ломают ребра. Разрывают бедное сердце. Ему итак досталось, но все мало…

Поворот головы влево. Глоток кислорода.

Оставляет неконтролируемый страстный засос на шее, и я слышу свой постыдный непроизвольно-громкий вздох будто со стороны.

Тут же нежно ласкает пострадавшую кожу, словно извиняясь за причиненную грубость.

Хватаемся друг за друга, как хватается утопающий за брошенный спасательный круг.

Вот только что будет дальше?

Утонешь? Выплывешь? Спасется кто-то один?

«Уходи. Все кончено».

Ни единого звонка, ни сообщения.

Хладнокровно вычеркнул.

Зачем-то прислал цветы.

Чего же он хочет? Знает ли сам?

Снова оттолкнет?

Меня внезапно охватывает паника.

— Все, все, — успокаивает, встречая позднее сопротивление.

Носом дышу. Часто-часто.

— Не трону, обещал ведь. Тсс… — перекатывается в сторону, возвращая мнимую свободу. Целует висок.

Не трону.

Что мне тело, когда там, внутри, адов костер полыхает и норовит уничтожить подчистую то, что от меня осталось…

Пробуждение, как процесс, проходит довольно медленно. Глаза постепенно привыкают к темноте, пальцы ловят пустоту.

«Ушла», — вот, собственно, самая первая мысль, посетившая мою больную голову.

Она была здесь. Я отчетливо помню, как просыпался, и девчонка тут же бросалась ко мне. Лечить. Кормить. Впихивать лекарства.

Странная ломота в теле, озноб, слабость и дикое желание отоспаться — такой себе неожиданный коктейль. Вышибло конкретно. Даже и не вспомню, когда вообще болел в последний раз. Вон Беркутов любит шуткануть на тему того, что меня никакая холера не возьмет. А вот на тебе…

Принимаю сидячее положение, прислушиваюсь к тишине. Сглатываю. Горло болит, да к тому же, меня мучает жажда.

Протягиваю руку. Прищурившись, щелкаю выключателем. Приглушенный свет торшера заливает комнату, и мне удается обнаружить на тумбочке бутылку воды. А еще блистер с таблетками и телефон. Ее телефон.

Не ушла значит?

Я, черт возьми, не могу не признать, что этим фактом очень доволен.

Дотрагиваюсь пальцем до экрана и, зависнув на пару секунд, перевариваю информацию.

Второе января. Двадцать сорок пять.

Ни хера себе.

Взгляд случайно цепляется за уведомления мессенджера. Листаю. Какие-то группы. Вершинина. Михаил Потасов.

Что еще за конь?

А последнее так вообще вынуждает стиснуть зубы до скрипа.

Входящее сообщение от «Сергей Матвеев». Пропущенный звонок от него же.

Клянусь, прямо сейчас испытываю абсолютно дурацкое, необъяснимое и жгучее желание набрать электрика. Чтобы уточнить, смертник ли он.

Убираю одеяло и опускаю босые ноги на пол.

Опять с ним общается? Сошлись? Встречаются?

И кто такой Потасов?

Прямо, сука, нарасхват моя Арсеньева. Это дико-дико бесит.

Твоя Арсеньева? Ты ее вроде как отпустил. Какие претензии?