— Я не собиралась распространяться на эту тему.

Похоже на правду, но разве можно хоть кому-то в этой жизни доверять…

— Алиса Игоревна нас не ищет?

— Не ищет.

— Как так? — непонимающе хмурится. — Она ведь несет за нас ответственность. Наверное, не спит. Переживает. Может, вообще в полицию уже обратилась.

— Хватит очковать, Арсеньева, — отзываюсь спокойно.

— А если Алиса Игоревна сообщит моим родителям о том, что нас нет?

В глазах вспыхивает испуг вселенского масштаба. Она явно начинает паниковать.

— Не сообщит.

— Почему ты так в этом уверен? — уточняет настороженно.

— Арсеньева, я сказал тебе, она будет молчать, — повторяю с нажимом. — Хотела посмотреть Питер — смотри. Пока выдалась такая возможность…

На всякий случай проверяет телефон, но никаких входящих там нет. И не будет.

— Вернусь через пять минут. Зайди внутрь.

Стоит, трясется. Замерзла как цуцик. Ночью у воды реально холодно, все-таки начало ноября…

— Не хочу, отсюда лучше видно, — упрямо качает головой.

Ну кто бы сомневался…

— Сделай одолжение, за борт не свались, разглядывая крейсер.

Закатывает глаза и демонстративно поворачивается ко мне спиной.

Как ребенок.

Но что-то в этом есть…

Направляюсь вниз. Планирую заказать что-нибудь из еды, пока у нас еще есть время.

Ковальцова, наверное, и правда не спит. Переживает. Но не за нас, как предполагает Арсеньева, а за свою задницу. Причем в прямом смысле этого слова.

Она у нее ничего кстати…

Усмехаюсь своим мыслям. Сама виновата, товарищ педагог. Желание быть ближе к «детям» сыграло с тобой злую шутку. Крайне небезопасно ехать летом на Истру с толпой подростков, преимущественно мужского пола. И уж точно верх глупости отправляться с ними ночью на пляж купаться.

Говоря по правде, всерьез забавляться с ней никто не собирался. Так… малость пошугали перед отъездом. Однако и этого хватило. Чуть не уволилась, когда вернулась в Москву.

Шантаж — дело грязное, но иногда в нужный момент очень выручает. Вот как сейчас. Спасибо ушлому Беркуту, на память таких четких кадров наделал! Там не то, что уволят, там на статью запросто потянет. За совращение малолетних, ведь со стороны все выглядит весьма неприглядно…

Отыскав официанта, делаю заказ, называю номер столика.

— Есть вариант достать одеяло? — интересуюсь у лопоухого.

— Нет.

— А так?

Достаю щедрые чаевые.

Сорить деньгами донора — одно удовольствие. Чем быстрее они от меня уходят, тем лучше я себя чувствую.

— Сейчас принесу, — обещает он, тут же «переобуваясь».

Через пару минут выносит мне вполне приличный шерстяной плед.

— Может, что-то еще надо? — многозначительно заглядывает в глаза.

— Нет.

Забираю одеяло и поднимаюсь по ступенькам наверх.

Играет джаз, стоит галдеж. Видимо, все вернулись погреться. Должно быть, только Арсеньева осталась торчать на улице.

Дуреха. Не насмотрелась еще? Сколько можно.

Как только выхожу на открытую палубу, в поле зрения сразу попадает то, что мне не нравится.

Рядом с девчонкой маячат две мужские фигуры, и никого из людей вокруг больше нет. Уже отсюда слышу смех и громкие голоса, а по мере приближения узнаю пьяного выродка, весь вечер пускающего на нее слюни.

Вот ведь гнида. Решил воспользоваться ситуацией…

— Девочка, да у меня такой вид из окна, закачаешься! — рассказывает он ей. — Улица Восстания тебе о чем-нибудь говорит?

— Я не хочу с вами общаться. Уходите, пожалуйста, — тихо, но твердо просит она.

Тот в ответ лишь раздраженно цокает языком.

— Вот заладила… На, малая, возьми визитку, позвонишь. В ресторан свожу, приодену. Бабок подкину.

— Вы меня… с кем-то перепутали. Мне ничего от вас не нужно. Уберите.

Слышу, как, вибрируя, дрожит ее голос, и тут же прихожу в бешенство. Пока еще контролируемое.

— Отошел от нее.

Первым меня замечает его друг. Он стоит слева от Арсеньевой.

— Че?

А это уже поворачивается ко мне лицом возрастной горе-пикапер.