Аккуратно высвобождаю свою руку и встаю.

Меня будто в блендере перемолотили. Аж дурно.

— Даш…

Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но все же решаюсь задать самый главный вопрос.

— А Яну ты всю правду тогда рассказал?

Глупое сердце отчего-то замирает, ожидая его ответа.

— Теперь всю, — поворачивается битой скулой ко мне.

— То есть только сейчас…

— Даш, — перебивает меня, — про свой поцелуй сказал ему сразу, а про остальное…

Почему-то я так и думала.

— А ты, оказывается, трус, Ром.

Опускает голову и сжимает челюсти.

Киваю. Ухожу прочь. Быстро снимаю с вешалки куртку и вылетаю из кофейни, даже не потрудившись ее надеть.

И вот здесь, уже на улице, меня накрывает.

Слезы застилают глаза, безостановочно текут по щекам и солью замирают на губах…

Опыт — жестокий учитель, Даша. Но объясняет доходчиво.

Беркутов возвращается в машину. Кислая морда, щенячий взгляд.

— На кой икс ты довел ее до истерики? — спрашиваю, забирая свой стакан с кофе.

— При мне не плакала, — растерянно сообщает этот кретин.

Пыталась «держать лицо»?

Что ж, похвально…

— И как прошло? Почистил карму? — кручу руль, чтобы объехать «Рено», неудачно припарковавшееся впереди.

— Ни хера не полегчало, — вздыхает он сопливо. — Даже хуже как будто стало.

— Потому что искру, Рома, тушат до пожара…

Кивает, соглашаясь, и откидывается на сиденье.

— Жалко ее… — понуро опускает голову.

— Сама виновата.

— Ну как сказать, — опять заводит свою шарманку он.

Да никак. Осталась бы дома в тот вечер, сберегла бы свою драгоценную репутацию.

— Сидел там, мямлил… и как-то… так стремно перед ней было…

Тяжко вздыхает и лупится в потолок.

— Н-да, Рома, как теряют совесть, видел неоднократно, а вот как ищут, вижу впервые, — хмыкаю, скосив на него взгляд.

Какое-то время молчит, уставившись на дорогу.

— Че завис? — интересуюсь, когда пауза затягивается.

— Мы ведь жизнь ей сломали, Ян.

— Ты никак из образа не выйдешь, Беркут? Кринжово получилось, не спорю, но в целом… не смертельно.

Учится в одном из лучших вузов страны, работает и даже колхозника какого-то себе нашла.

— Сказала, что все от нее тогда отвернулись. Родственники, предки, брат…

Относительно предков вполне ожидаемо.

— Представь, какая жесть творилась у нее дома.

— Мне плевать.

— Совсем?

— Это ты решил во грехах покаяться и закрыть гештальт. Не я, — включаю поворотник и сворачиваю влево.

— Извиниться перед ней не хочешь?

— И даже мысли такой не возникало.

— Да ну не верю, Ян! Ты слишком жестоко наказал ее, — осуждающе качает головой.

Ее или себя — большой вопрос.

— Есть вещи, которые нельзя прощать, Рома.

— Брось! Ты серьезно? — вскидывается он. — Да она вообще не соображала с кем и что делает! Говорю же, под таблетками была.

— Не об этом речь. Я о себе.

Затыкается. Дошло наконец…

— И все-таки тебе не плевать. До сих пор.

— С чего бы…

— Да хотя бы с того, что ты оказался с ней в одной академии.

— И?

— И это наводит на определенные размышления.

— Какие?

— Что все это — не случайность, — многозначительно заключает он.

— Ну прямо Шерлок, ни дать, ни взять! — усмехаюсь.

— Скандал с факультетом юриспруденции в МГУ — это понятно. Ты решил показать зубы отцу. Но какие черти понесли тебя в ПМГА? Не проще было остаться и просто поступить на другой факультет? И потом ты ведь…

— Куда едем сейчас? — перебиваю его разглагольствования.

Снова вздыхает, достает телефон и бросает взгляд на часы.

— Забей в навигатор, — диктует адрес.

— Недалеко…

— Поехали.

Зачем туда направляемся, не спрашиваю. Итак понятно. Никак не успокоится. Роет носом землю уже который месяц. Ищет исчезнувшую зазнобу. Пока безрезультатно.

— Че с батей, кстати, вы по-прежнему в контрах?

— Да, — разминаю затекшую шею.

— Ключи от тачки так и не вернул?