На следующий день мы с Максимом отправились в больницу. Состояние Дилана стабилизировалось, однако он по-прежнему оставался в состоянии комы и признаков улучшения тоже не наблюдалось. Поговорить мне удалось только с медсестрой, врач был занят. В палату не пустили, так как с детьми нельзя, а оставлять Максима в коридоре я не рискнула, поэтому мы быстро вернулись домой. Я была расстроена, хотя вряд ли моё присутствие рядом с Диланом смогло бы что-то изменить.

Зимние каникулы закончились. Я принесла свои извинения матери Дилана, совершенно не чувствуя никакой вины перед ней, — просто нужна была её помощь, так как Максим сильно кашлял и его нельзя было вести в детский сад.

Прошло 2 месяца. Аппараты исправно поддерживали жизнь в теле Дилана, однако терапия, на которую была вся надежда, не принесла абсолютно никакого результата. Мне сообщили, что Дилана нужно везти в Москву, возможно, там смогут помочь, разумеется, не бесплатно.

Всё это время препараты и средства реабилитации оплачивал Владимир Александрович. Узнав о том, что терапия не помогла, он официально объявил, что его сын умер, и дал согласие на отключение от аппарата искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). Я ползала у Седого в ногах, выпрашивала деньги хотя бы на транспортировку Дилана в Москву — он сказал уверенное «нет».

Я подавила в себе чувство стыда и попросила о помощи Ирму. Я понимала, что если и смогу когда-то вернуть ей эту сумму, то с большим трудом и нескоро. И хоть она была в курсе моих новостей, мы очень давно не виделись, она имела полное право отказать мне. Однако Ирма пообещала помочь, утром следующего дня на мой счёт поступила необходимая сумма. Вместо благодарности я попросила у неё прощения. Не про этот ли дорогой подарок говорил призрак Ларисы? Ирма ответила, что постарается приехать и навестить нас в Москве.

Следующий этап был ещё более хлопотным: перевод в другой вуз, но и здесь мне пошли навстречу. Дело в том, что в московском университете дисциплины шли немного в другом порядке, поэтому мне за пару месяцев предстояло сдать один экзамен, который мои новые одногруппники сдали семестром раньше, зато другая дисциплина, которую они изучали в текущем полугодии, уже красовалась в моей зачётной книжке. В целом ничего запредельного, всё посильно. Декан лично связывался с деканом лечебного факультета московского университета, описал ему мою ситуацию, поручился за меня, что я прилежная студентка. В конце концов, стараниями других людей я получила желаемое.

В апреле мы уехали в Москву. Старики, разумеется, не были в курсе нашего переезда, мы выехали рано-рано утром, ещё до рассвета. Всё прошло благополучно, я, как ближайший родственник Дилана, беспрепятственно получила документы на мужа и разрешение на транспортировку.

В столицу прилетели на самолёте, довольно быстро, в аэропорту нас уже ждала машина скорой помощи. Медперсонал выполнил свою работу, всё было сделано, как надо.

После того как Дилана разместили в больничной палате, мы с Максимом отправились в общежитие, где нам выделили целую комнату в преподавательском корпусе. Я решила, что будет слишком расточительно снимать квартиру, так что мы неплохо устроились, даже несмотря на то, что в комнате не было мебели. Первым делом я выкинула мусор, оставленный прошлыми жильцами, и намыла в комнате полы. Так как денег на мебель не было, мы спали на надувном матрасе, а вещи сложили в углу. Ничего, и так жить можно.

Я устроилась подрабатывать в ту же больницу, где лежал Дилан, однако начинать пришлось даже не с интерна, а с уборщицы за зарплату в 15 тысяч рублей. Все грёзы по поводу высоких столичных зарплат растаяли, как дым. И всё же я была согласна на такие условия, лишь бы держать самые важные для меня вещи под контролем.

Далее я занялась поиском детского сада для Максима, но когда узнала расценки, едва не расплакалась: 20 тысяч, это больше моей зарплаты! Я произвела элементарные расчёты: 20 тысяч за детский сад, 10 — за общежитие, примерно 20 — на повседневные расходы (это минимум) и 20 — на лечение Дилана. Чтобы хоть как-то держаться на плаву, мне необходимо было зарабатывать не менее 70 тысяч рублей, а не 15. Да, денег, которые мне послала Ирма, хватило бы на первые пару месяцев, а что дальше — неизвестно.

Мой мозг судорожно искал варианты решения, и наиболее реальным был самый ненавистный мне: танцы, из-за которых когда-то давно началась вся эта история. Будь у меня альтернатива, я бы, скорей, стала дворником или чернорабочим на вредном производстве, чем танцовщицей, но…

Но я устроилась работать в ночной клуб как раз в том районе, где находилось наше общежитие. Я без труда прошла отбор и понравилась заведующей танцевальной группой. График мне установили простой: в ночь на субботу и воскресенье, по 4 тысячи за смену плюс чаевые, первые 2 ночи — бесплатно, в качестве стажировки. Однако я понимала, что и этого заработка будет недостаточно, чтобы прожить в Москве.

Помню, когда впервые приехала в этот город (с Диланом, за свадебным платьем), я пожалела о своих юношеских мечтах жить и учиться здесь. Теперь я с содроганием понимала, что попала в мир бесконечной суеты. Здесь было слишком много людей, машин, шума, но слишком мало природы, ты будто бы находишься в тюрьме, где не хватает места для всех, поэтому люди борются за своё место под солнцем и давят друг друга.

Мне следовало снова засунуть своё эго куда подальше, чтобы хотя бы просто выжить.