– А он ластится к ней?
– сквозь зубы спросил Василий, разглаживая бороду.

– Он, - вот увидишь, - клином войдет между вами, - уверенно сказал Сережка.

В дали морской вспыхнул розовый веер лучей восхода. Сквозь шум волн с моря из баркаса долетел слабый крик:

– Веди-и!

– Вставай, ребята! Эй! К неводу!
– командовал Сережка.

И скоро они, все пятеро, уже выбирали свой край невода. Из воды тянулась на берег длинная веревка, упругая, как струна, и рыбаки, захлестывая за нее лямки, покрякивая, тащили веревку.

А другую сторону невода вел к берегу баркас, скользя по волнам.

Солнце, великолепное и яркое, поднималось над морем.

– Увидишь Якова - скажи, чтобы он завтра побывал ко мне, - попросил Василий Сережку.

– Ладно.

Баркас пристал к берегу, и, соскочив с него на песок, рыбаки тянули свое крыло невода. Две группы постепенно сближались друг с другом, и поплавки невода, прыгая на воде, образовали правильный полукруг.

Поздним вечером этого дня, когда рабочие на промысле поужинали, Мальва, усталая и задумчивая, сидела на разбитой лодке, опрокинутой вверх дном, и смотрела на море, одетое сумраком. Там, далеко, сверкал огонь; Мальва знала, что это костер, зажженный Василием. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря, огонь то ярко вспыхивал, то угасал, как бы изнемогая. Мальве было грустно смотреть на эту красную точку, потерянную в пустыне, слабо трепетавшую в неугомонном рокоте волн.

– Ты чего тут сидишь?
– раздался голос Сережки за ее спиной.

– А тебе что?
– спросила она, не взглянув на него.

– Любопытно.

Он помолчал, разглядывая ее, свернул папироску, закурил и сел верхом на лодку. Потом сказал дружелюбно:

– Чудная ты баба: то бежишь прочь ото всех, то чуть не всем на шею виснешь.

– Это тебе, что ли, я висну?
– равнодушно спросила она.

– Не мне, а Яшке.

– А тебе завидно?

– Мм... Давай прямо, по душе говорить?
– предложил Сережка, ударив ее по плечу. Она сидела боком к нему, и он не видел ее лица, когда она кратко бросила ему:

– Говори.

– Ты что Василья, бросила, что ли?

– Не знаю, - ответила она, помолчав.
– А тебе зачем это?

– Да - так...

– Сердита я на него теперь.

– За что?

– Побил меня!

– Н-ну?.. Это он-то? А ты - далась ему? Ай-яй!

Сережка был изумлен. Он заглядывал сбоку в ее лицо и иронически чмокал губами.

– Кабы захотела - не далась бы, - возразила она с сердцем.

– Так что же ты?

– Не захотела.

– Крепко, значит, любишь кота?
– насмешливо сказал Сережка и обдал ее дымом своей папиросы.
– Ну, дела! А я было думал, что ты не из таких...

– Никого я вас не люблю, - снова равнодушно сказала она, отмахиваясь рукой от дыма.

– Врешь, поди-ка?

– Для чего мне врать?
– спросила она, и по ее голосу Сережка понял, что врать ей действительно не для чего.

– А ежели ты его не любишь, как же ты позволяешь ему бить тебя? серьезно спросил он.

– Да разве я знаю? Чего ты пристаешь?

– Чудно!..
– тряхнув головой, сказал Сережка.

И оба они долго молчали.

Ночь приближалась. Тени ложились на море от облаков, медленно двигавшихся в небе. Волны звучали.

Огонь у Василия на косе погас, но Мальва все еще смотрела туда. А Сережка смотрел на нее.

– Слушай!
– сказал он.
– Ты знаешь, чего хочешь?

– Кабы знала!
– с глубоким вздохом, очень тихо ответила Мальва.

– Стало быть, не знаешь? Это плохо!
– уверенно заявил Сережка.
– А я вот всегда знаю!
– И с оттенком грусти он добавил: - Только мне редко чего хочется.

– Мне всегда хочется чего-то, - задумчиво заговорила Мальва.
– А чего?.. не знаю. Иной раз села бы в лодку - и в море! Далеко-о! И чтобы никогда больше людей не видать. А иной раз так бы каждого человека завертела да и пустила волчком вокруг себя. Смотрела бы на него и смеялась. То жалко всех мне, а пуще всех - себя самое, то избила бы весь народ. И потом бы себя... страшной смертью... И тоскливо мне и весело бывает... А люди все какие-то дубовые.

– Народ гнилой, - согласился Сережка.
– То-то, я смотрю на тебя и вижу - не кошка ты, не рыба... и не птица... А все это есть в тебе однако... Не похожа ты на баб.

– И то слава богу!
– усмехнулась Мальва.

Из-за гряды песчаных бугров, слева от них, появилась луна, обливая море серебряным блеском. Большая, кроткая, она медленно плыла вверх по голубому своду неба, яркий блеск звезд бледнел и таял в ее ровном, мечтательном свете.

Мальва улыбнулась.

– А... знаешь?.. Мне иной раз кажется, - что, если бы барак ночью поджечь, - вот суматоха была бы!

– Какая!
– с восхищением воскликнул Сережка и вдруг толкнул ее в плечо.
– Знаешь что... я тебя научу, - забавную штуку сыграем! Хочешь?

– Ну?
– с интересом спросила Мальва.

– Ты этого Яшку, - раззадорила здорово?

– Огнем пышет, - усмехнулась она.

– Страви его с отцом! Ей-богу! Потешно будет... Схватятся они, как медведи... Ты подогрей старика-то, да и этого тоже... А потом мы их друг на друга и спустим... а?

Мальва обернулась к нему и пристально посмотрела на его рыжее, весело улыбавшееся лицо. Освещенное луной, оно казалось менее пестрым, чем днем, при свете солнца. На нем не было заметно ни злобы, - ничего, кроме добродушной и немножко озорной улыбки.