– Пока такой исход я даже не рассматриваю. Погостишь в доме немного, потом решу, что с тобой делать.

– Это теперь так называется: “погостить”?

Улыбается.

– Ты можешь выходить из комнаты, можешь занять себя и помочь Рении, но, разумеется, не в этом платье. В доме полно охраны. Пока на улицу соваться не советую. Маршалу ты не была представлена, а у него единственная реакция на чужаков – задрать.

Открываю рот в удивлении.

– Плюс мы у черта на рогах, окружены лесом, заблудишься – мне будет похрен. Искать не стану. Либо окоченеешь от холода, либо пойдешь на корм волкам, – нежно проводит по моей коже и заставляет заледенеть от ужаса, – умирать от укусов животных больно, Алаайа, и долго.

Мои ресницы дрогнули от тяжести обрушенных слов. Поднимаю глаза и встречаюсь с янтарем.

– Отсюда не убежать. Этот дом был построен с особой целью, и я превратил его в форт. Местность непроходимая. Нужно знать как и куда ехать, чтобы выбраться, не говорю уже о том, что отыскать его в принципе невозможно. Заблудишься – назад дороги не найдешь.

Разумом, может, я и соглашаюсь с тем, что доводы верные, но рефлексы берут свое, начинаю вырываться как ненормальная, бьюсь словно в силках.

Слышу злой рык, меня отрывает от пола и сильные руки поднимают, впечатывают в стену, заставляют обхватить мощный торс и вспомнить, что белье отсутствует…

– Прекратила трепыхания. Живо.

Массивные горячие ладони на моих бедрах жгут кожу, чуть сжимают, а лицо Монгола настолько близко, что я вижу коричневые крапинки в радужке глаз и длинные бархатные ресницы, мягкие по ощущениям.

– Успокойся.

Я в руках зверя. Необыкновенного. С очень необычной внешностью. Завораживающего в своей жестокой непоколебимости. Монгол смотрит, продолжая прижимать меня к своему телу, обдавая ароматом, будоражащим и пугающим одновременно.

Страх сковывает. Еще никогда в жизни я не была в такой позе, в руках мужчины, от которого тестостероном веет за километр.

– Ты хочешь от меня послушания, а сам пугаешь до икоты. Держишь, заставляешь покрываться липким ледяным потом и сейчас вжимаешь меня, даешь прочувствовать свое возбуждение…

Не могу больше продолжить мысль, слишком невыносимо чувствовать, что горячий мужчина подо мной опасен до предела. Обмякаю в его руках и опять плачу. Столько слез я пролила лишь раз в жизни. В день, когда мамы не стало.

– Ты гостья здесь. Считай так. Будет легче.

– В какой исковерканной сказке ты встречал подобный расклад?!

Отпускает меня, но не отходит. Заставляет буквально проехаться по его сильному телу и неожиданно улыбается игриво и мягко.

– Я чудовище, а ты красавица. Добро пожаловать в сказку, Ярослава.

Неожиданная шутка или ирония, но почувствовав, что меня отпустили, быстро одергиваю неприлично задранную юбку.

Только Монгол не спешит отойти, наклоняет голову ко мне и его дыхание обжигает, когда он опускает нос к моей шее, ведет чуть вверх к чувственному местечку у мочки уха. Усиливает давление, прикасаясь губами, просто прикасаясь, даже не целуя, а меня начинает трясти, жар окутывает и Гун тоже пылает.

Прикусываю губу, ноги ватные, тело начинает ныть нестерпимо. Именно это неправильное ощущение, накатившее волной, заставляет встрепенуться, и я с силой толкаю мужчину в грудь.

Делает шаг назад и смотрит с характерным прищуром, а в глазах черное пламя похоти и злости. Такой Монгол привычнее, злой, бесчеловечный.

– Ты пыталась выведать у моей кухарки информацию, Ярослава.

– Я просто хотела понять, куда попала. Разве это преступление?

– Преступление – это склонять верную мне женщину к необдуманным поступкам. Один телефонный звонок, да, невеста?!

Делает шаг в мою сторону, нависает и я запоздало понимаю, что он в бешенстве. Просто Гун умеет держать свои чувства в узде. Странно. Я наслышана о горячей крови восточных мужчин, но мой палач обладает адовым самоконтролем, судя по всему. Выдержкой.

– И кому же ты собралась звонить?!

Несмотря на дикий страх, поднимаю повыше подбородок, когда слышу злое:

– Айдарову, что ли?!

– Да хоть бы и ему! – брякаю зло и лишь потом прикусываю свой длинный язык. Мой жених последний человек на этой планете, у которого я бы осмелилась просить помощь.

Резкий рывок и Монгол прибивает мое тело к стене, держит за шею так, что приходится приподняться на носочках. Обеими руками вцепляюсь в его запястье, пытаюсь отцепить от себя, но это невозможно.

– Неправильный ответ.

Слезы душат, в груди цветет обида. Сумасшествие какое-то, помутнение, но отношение Монгола, его пренебрежение – ранят.

– Я просто хотела позвонить домой, узнать, как мой брат, – произношу горько, не надеясь, что мне поверят. Я привыкла быть без вины виноватой. С самого детства мачеха невзлюбила падчерицу и всячески пыталась отвадить от меня папу, наговаривая, но вскоре, когда Марина поняла, что отец сам лишний раз избегает смотреть на собственную дочь, она успокоилась.