Не успеваю ничего сказать, как он скрывается за дверью. Нам тоже не стоит терять время, поэтому я завожу Викторию и гоню по дороге, пока мы не добираемся до моста, а потом немного сбрасываю скорость, когда раздаётся восхищённый и даже благоговейный шёпот Габриэллы:

— Что это?! Я чувствую тепло. И силу.

— Всё верно. Солнечная печь, — отвечаю я, когда мы съезжаем с моста на Материк, прямо к огромному сооружению, покрытому изогнутыми зеркалами. — Днём мы даже не смогли бы взглянуть на это здание, ведь сияние слишком сильное: напротив — поле с зеркальными квадратами.

Габи следит за тем, в какую сторону я киваю головой, и, присмотревшись, удивляется:

— Их так много!..

— Здание нужно, чтобы вырабатывать и концентрировать высокие температуры, без которых невозможно получать электроэнергию, плавить сталь, создавать наноматериалы и водородное топливо, а ещё тестировать космические аппараты.

Я решаю не добавлять, что в природе практически не существует материала, который нельзя было бы расплавить в Солнечной печи. А ещё не осмеливаюсь сказать, что внутри этого безобидного с виду здания находится особое место, от которого лучше держаться подальше. Молчу и о том, что не оказаться там у нас почти нет шансов…

— Такие, как тот, что доставил меня сюда? — шепчет Габи, и я отвечаю ей так же тихо:

— Да, и такие. Нам — вон туда, — указываю, куда смотреть, как раз в тот момент, когда дорога резко поворачивает вправо, и становится видно, что к зданию примыкает второе — высокое и тонкое, только вот оно не стоит на земле, а будто подвешено в воздухе и парит.

— Шахта, — предупреждаю я. — Раньше её время от времени перемещали с места на место, присоединяли к разным зданиям в городе, но потом этот архитектурный паразит, который питается за счёт соседнего сооружения и использует его энергию и инфраструктуру, намертво прикрепился к Солнечной печи.

— То есть владелец Шахты использует её тепло и силу?

— Именно, — подтверждаю я и продолжаю рассказ, который помогает хотя бы немного отвлечься и мне самому, и, похоже, даже Габриэлле. — На планете в шахтах добывали полезные ископаемые, а где сырьё, там богатства; у кого больше денег, тот сильнее. Здесь тоже неплохо зарабатывают.

Мы приближаемся к Солнечной печи, и я глушу Викторию недалеко от небольшого парка прямо под Шахтой, который в свете софитов переливается разными цветами. Там уже стоит одна, пока ещё не припаркованная машина, и я с лёгкостью узнаю двух выходящих из неё солдат из команды Бронсона. Они выглядят расслабленными и достаточно мирными, чтобы их без проблем впустили в клуб, но я набираю на ленте генерала и, услышав его короткое «да», тихо докладываю:

— Мы на месте.

— Парни запустили жуков, — раздаётся в ответ. — Видимость хорошая. Оставайтесь на этой точке, пока не отдам приказ. По общей линии. Поэтому переходи на рацию.

— Принял.

Я достаю из кармана маленькую серёжку и прикрепляю её в ложбинку уха так, что со стороны почти не видно. Микрофон — микроскопическую пластину — приклеиваю к внутренней стороне зуба.

— Всё чисто, — раздаётся в ухе голос Бронсона. — Монах, на позицию.

— Есть, — откликаюсь я, выключаю рацию и поворачиваюсь к Габриэлле.

— Помнишь, слушай только меня?

Девушка кивает, пристально глядя на меня. Её трясёт от страха, но она по-прежнему старается это скрыть.

— Договорились.

Требуется всего несколько минут, чтобы подогнать машину прямо к парку и выйти, не забыв захватить с приборной панель куртку, что оставил Коди, а потом открыть дверь Габриэлле. То, как уверенно она выходит из машины, даёт мне надежду, что мы переживём эту ночь. Хотя кто его знает.

— Что это за звуки? — спрашивает землянка тихо. — Музыка?

Я прислушиваюсь, но ничего не слышу.

— Не знаю, но музыка вряд ли: в ночных клубах она играет, однако сейчас уже поздно, поэтому, вероятно, давно переключились на немую музыку.

— Немую? — удивлённо переспрашивает Габи.

— Увидишь, — обещаю я. — Идём.

Лишь мгновение в зелёных глазах мелькает ужас, но исчезает, как только я протягиваю руку, и землянка сжимает её тёплой ладонью. Мы поднимаемся на лифте. Двери открываются, и в ухе слышится голос генерала:

— Приём всем частям. По местам.

Представляю лицо Бронсона в этот момент. Оказываясь на позиции, генерал всегда осуждающе осматривался и объявлял: «Приступаем», — как будто давно ждал начала действий, хотя сам только прибыл. Чаще всего речь шла о выполнении каких-то простых приказов, но Бронсон при этом строил такие гримасы, что люди понимали: сейчас на голову обрушится расплата за какие-то неведомые преступления.

Сейчас генерала даже нет на месте, но его голос звучит от предвкушения скорых приключений, когда он говорит: