Шрифт:
… Мау… позвал он подняв морду вверх и шевеля ушами…. Мау… Мау… Эхо вдали откликнулось, подхватывая жалобный мявк… Мау… Мау… Мау…
…в этом месте он был – один… заснеженном… сером… пустом и совершенно безжизненном…
…лапы провалились в снег, он отфыркиваясь, тряс усами, но упорно лез вверх, прыгая… и звал… звал… звал…
…Мау… Мау… Мау… Мау… Мау… найдите меня… спасите меня… найдите меня……Мау…
…Мау…
…Мау…
…
– Разобьешь!!!
Коста пришел в себя рывом – миг – и он был во сне – ледяной снег вился поземкой, крепкие мохнатые лапы несли его вперед – миг – и он тут… где пахнет кровью, эликсирами и… ужасом.
– Складывай сам! – рявкнул второй голос и фиалы опять жалобно звякнули. Коста сквозь прикрытые ресницы изучал – двоих, которые ковырялись на дальнем столе комнаты – помощники целителя, вспомнил он.
Корабль. Трюм. Аукцион. Торги. Евнухи. Вспомнил он и сразу вспотел.
– Как думаешь – эти брать?
– Клади все, что пригодится, разберетесь на месте, ты видел, что творится в бараке… пять! Пять! Откуда они до завтра найдут пятерых новых в гаремы? А заказ то был!
Второй покивал головой, быстро пакуя в сумку бутылочки.
– Ладно мы – выкружили, выплели… А то – десяток евнухов им подавай, а потом за три дня до торгов – ещё один заказ клановый и найди им двенадцать, – сплюнул первый. – И чтобы круг был, и чтобы возраст, и чтобы хорошенькие….а то, что господин устанет всю ночь яйца отрезать так ведь…
– Заткнись, – бросил второй. – Радуйся, что не ты за третий барак отвечаешь. Иначе тебя самого с меткой на помост поставили бы, потеряй мы хоть одного…
Первый угрюмо заткнулся и подошел к Косте – проверил ремни, пощупал лоб.
– Слышь, этот не очнулся, но весь горячий и мокрый…
– И грань с ним, – огрызнулся второй. – Не до него сейчас. Господин придет – до рассвета закончит…
– Я бы остался проследить, – заныл первый.
– Следить? Он что, сбежит? Куда?! Привязанный и после зелий?
– А я бы последил…ну… давай… потом одна из твоих смен моя… а…
– Трупень!
– Я не видел семью две декады, господин меня отпустил, сейчас уже дома был бы – закончили с этим и всё, так эта драка, так не вовремя… а так я послежу… дома, – ухмыльнулся первый. – И завтра на рассвете вернусь обратно…
– Две смены, – буркнул второй, затягивая тесемки на сумке.
– Побойся Немеса! Одна!
– Две, – отрезал второй и закинул сумку на плечо – фиалы жалобно звякнули. – Ты с молодой женой будешь спать, а мне всю ночь торчать в бараке с господином, разгребая за рабами это дерьмо… Две, или ….
– Хорошо, хорошо, – примирительно поднял руки первый. – Уговор! Встретимся на рассвете.
Больше Коста не спал. Серая марь, привидевшаяся ему в полусне-полуяви пугала ничуть не меньше, чем все вокруг.
Такого бескрайнего одиночества он не ощущал давно… и почти забыл это чувство… когда ты ползешь через снег один… отмерзают пальцы…метель хлещет в лицо… и ты прячешься за ступеньки, чтобы согреться… и стучишь, стучишь, стучишь… в каждую дверь, но тебе никогда не открывают. Никогда.
Хотя эту дверь – Коста с ненавистью посмотрел на вход в комнату – он предпочел бы, чтобы не открылась никогда. Звезды в окне сияли ярче, погас ещё один факел и стало темнее.
Рук и ног он уже не чувствовал. И просто ждал, прислушиваясь к каждому шороху.
Дверь за ночь в дальней комнате открывалась ещё дважды – щелкала задвижка и каждый раз сердце Косты просто проваливалось в желудок ледяным комом, но мгновения текли – наставала тишина, и он снова начинал ждать.
Ждать и молиться.
То, что мастер за ним не придет, Коста понял отчетливо, когда погас четвертый факел – кончилось масло.
То, что за ним не придет вообще никто, понял, когда погас пятый.
Молиться он перестал после шестого, оставшись в полной темноте, когда последний факел потух, зашипев. Ему не поможет вообще никто. Вообще никто не придет.
Потому что прожив тринадцать зим он вообще никому не нужен. У него ничего нет и никого нет… был мастер, но…