Дэвид сделал еще одну попытку, он почти умолял. «Ты можешь, по крайней мере, сказать, что я такого сделал? В чем конкретно было мое предательство? Я ведь даже не знаю».

Лицо Клаудии стало злым, однако она сохраняла спокойствие и тщательно выбирала слова. «Я уже говорила об этом. Я думаю, что некоторые мамины требования и правила просто смешны. Раньше ты хоть иногда защищал меня и говорил ей об этом, тогда она немного смягчалась. Но теперь ты всегда с ней соглашаешься, по крайней мере, в моем присутствии».

В голосе Дэвида слышится напряжение, морщины на лице проступают четче: «Клаудия, я вынужден. Я просто не могу смириться с некоторыми твоими поступками. Ты убегаешь, ты отказываешься соблюдать даже простейшие правила – как я могу с этим согласиться? Ты говоришь, я предал тебя, но ты тоже меня подвела. Ты вынуждаешь меня быть жестче по отношению к тебе. – Пауза. – Но все не так просто. Как в прошлый раз сказал Дон, большинство наших ссор с мамой происходит из-за тебя. И я действительно защищаю тебя перед ней». На его напряженном лице отразилось страдание и заботливое участие. Он украдкой взглянул на жену.

В этот момент спокойно слушавшая до сих пор Кэролайн перебила Дэвида и резко сказала Клаудии. «Он действительно защищает тебя. Я не знаю, о каком предательстве ты говоришь. В разговорах со мной отец становится на твою сторону гораздо чаще, чем раньше. Он может соглашаться со мной в твоем присутствии, но когда мы вдвоем, он отстаивает твою правоту». На самом деле ее реплика была адресована мужу.

Дэвид резко повернулся в кресле, чтобы посмотреть на сидящую рядом жену. «А ты чего ожидала?» – сердито спросил он ее.

Казалось, сегодня я все время должен следить за дисциплиной. Я мягко заговорил с матерью, впервые называя ее по имени. «Кэролайн? Можно вас прервать? Они только начали по-настоящему общаться. Может, вам и кажется, что они ждут, когда вы вмешаетесь и спасете их, но думаю, они должны справиться с этим сами». Она отступила, пораженная, но не обиженная этим замечанием. Тогда я жестом предложил отцу и дочери продолжать.

Это был простой, но важный ход. Между Клаудией и отцом существовала большая напряженность, и как только они столкнулись лицом к лицу, им захотелось найти повод уклониться от конфликта. Взгляд, украдкой брошенный Дэвидом на жену, был молчаливым призывом к спасению, и Кэролайн отреагировала так, как он и ожидал. Еще немного, и они оказались бы в запутанном «треугольном» переплетении, и момент начала взаимодействия между отцом и дочерью был бы упущен. Вторжение Кэролайн было еще одним из неосознанных блокирующих маневров, принятых в семье. Оно показало, что всякий раз, когда конфликт становился слишком личным или слишком сложным, кто-нибудь вмешивался, чтобы развести дерущихся в стороны. Вынуждая Кэролайн отступить, я пытался, насколько возможно, придать дискуссии максимально простую форму, сохранить чистоту взаимодействия в диаде, надеясь, что пара, предоставленная сама себе, сможет продвинуться дальше или, по крайней мере, найти новый элемент в отношениях.

Сейчас у них не было выбора, они могли только продолжать. Я видел, что они боятся того, что может произойти дальше, и стараются отложить продолжение диалога.

– Хорошо, – собираясь с духом, сказал Дэвид, – давай поговорим об этом.

– О чем? – спросила Клаудиа.

– Ну, хватит, – раздраженно сказал отец, – ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– Ты имеешь в виду то, что я не прихожу домой? – Клаудия казалась смущенной.

Дэвид: «Я имею ввиду, что ты ходишь неизвестно где, сколько тебе вздумается, с кем тебе вздумается, и делаешь все, что взбредет тебе в голову».

Несмотря на то, что Клаудия выглядела испуганной, она тоже злилась все больше. Как и предвидел Карл, хорошее настроение в семье было разрушено. «Ну?», – подгоняла она.

Дэвид: «Нам это не нравится. Тебе нет еще и шестнадцати, а мы уже совершенно не можем хоть как-то контролировать то, что ты делаешь. – В этот момент его голос звучал напористо и уверенно, а не просяще. Потом он споткнулся. – Конечно, я понимаю, тебе трудно, ты чувствуешь, что на тебя давят, и это заставляет тебя делать то, что ты делаешь. Но все же, мы – твои родители, и ты должна больше к нам прислушиваться». В этот момент Дэвид увидел замешательство и боль на лице своей дочери и замолчал.

Клаудия почувствовала, что отец уступает. Ее голос становился громче, по мере того как она захватывала инициативу, утерянную Дэвидом. «Но ты ведь знаешь, что получается, когда я торчу дома! Мама садится мне на шею из-за моей комнаты, моей домашней работы, моих друзей и просто из-за всего, что происходит в моей жизни, и мы ссоримся. И мне приходится убегать. Мне просто приходится!». Она была на грани срыва, будто действительно не знала, что может произойти, если она останется надолго в одном доме с матерью.

Либо отец не заметил, что она готова сорваться, либо сознательно не обратил на это внимания, потому что он продолжал говорить о поведении дочери. «Нас касается то, куда ты ходишь, Клаудия. Ты не говоришь нам, куда и с кем ты уходишь, не говоришь, что вы делаете, и нам остается только догадываться. И наши догадки нас не радуют».

Клаудия иронически отнеслась к отцовской заботе. «И что же вы думаете? Что я забеременею! Что я подсяду на иглу! Что я уйду из школы и буду курить травку!» Ее издевательский тон был ловушкой, она пыталась превратить в шутку тему, которую явно не хотела обсуждать.