«Ты бы это… парнишка, погулял бы ещё, — раздался в моей голове голос мастера Потуса. — Не возвращайся пока в пекарню, етить её. Нечего тебе здесь сейчас делать. Ты хоть и лодырь, но… привык я к тебе ужо. Так что погуляй покамест. Сходи вон в «деревянный» город».

«С чего бы это вдруг? — спросил я. — Тебе там голову не напекло, старый? Вы там с Полушей не надышались на пару угарным газом? Или травку какую весёлую заварили? Я требую свою порцию! Мятный чай уже напрягает. Ну а твоё беспокойство, старикан, меня настораживает».

«Ждут тебя здеся, парень. Плохие люди ждут. Только что явились. Продавщицу твою напужали. Да и покупателей — тоже. Справлялись, куда ты направился. Лошка им всё про тебя выдала. Но ты не злись на неё. Баба — она и есть баба. Не ейное это дело — с лихими людьми бодаться».

Я сбавил шаг. Прищурился — взглянул на небо. Солнце не пробежало и половины пути по маршруту горизонт-зенит. Полуша, по моим прикидкам, закончил выпекать пшеничный — отправил в печь очередную порцию ражаного. И уже посматривал на дверь: дожидался моего возвращения. Пекарю сегодня не терпелось приступить к выпечке медовых батонов. Не хотел бы его разочаровать. Да и с какой стати мне «гулять»? Испугали, блин, ёжика голой задницей!

«Сколько их там?»

«Трое».

Я усмехнулся.

«Двое с носилками и один с топором?»

Мысль о том, чтобы отправиться на прогулку, сгибаясь под тяжестью купленных на рынке продуктов, не вызвала у меня особого энтузиазма. Бросил взгляд по сторонам. С десяток детишек разных возрастов (от трёх до примерно семи лет) возились под кронами клёнов. С шипением и фырканьем выясняли отношение местные коты — спорили за место под солнцем. Под окнами соседнего дома чесали языками две помятые бременем прожитых лет горожанки. Ни кареты, ни коляски, ни стреноженных верховых лошадей поблизости от пекарни я не увидел.

«Топора у них нету, — сообщил призрак. — Но большие ножички имеются у всех троих. Сваливай отседова, етить тебя, паренёк. Возвернёшься вечерком. Авось к тому времени всё успокоится. Не будут же они караулить тебя дотемна! Глядишь, к вечеру уйдут. Или заявишься к ночи в компании городской стражи — с первой звездой те устроят обход переулка».

Я представил, как буду слоняться с авоськами по городу — усмехнулся. Молоко и творог по такой жаре точно прокиснут. Накроются медным тазом мои творожные булочки. А я ведь ещё и плошку земляничного варенья купил — не пропадёт, конечно, но я представлял варенье внутри булочек, а не размазанным по корке хлеба. Да и Полуша расстроится: ведь обещал ему продукты для медовых батонов. Я покачал головой. Слишком уж многими проблемами грозила незапланированная прогулка в «деревянную» часть города.

«Кто такие? — спросил я. — Чего хотели? Что говорили?»

Сворачивать в противоположную от пекарни сторону я не спешил.

Да и не собирался этого делать.

Ответы на свои вопросы получил раньше, чем отозвался призрак.

Три хмурых здоровяка вышли мне навстречу из-за кустов, перегородили дорогу. Кто они и почему преградили мне путь, я понял почти сразу: узнал знакомого бородача — того, что приходил в мой магазин вместе с Мамашей Норой. У пояса мужчины, как и вчера, болтался здоровенный тесак — похожие железки я увидел и у приятелей бородача. Каждый из застывшей на дороге троицы возвышался надо мной едва ли не на целую голову. Я невольно приподнял брови. Непривычное ощущение: ведь я привык, что сам посматривал на других свысока.

— Здрасте, — проговорил я.

Сделал по инерции три шага и остановился. Едва не уткнулся в гордо выставленные пивные животы мужчин. Перезвон монет в моём кошеле затих. Не в первый раз в этой новой жизни я заметил, что перестал пугаться. Да и чего бояться после нескольких ночных встреч с поднятыми мертвецами? По дороге из Следков я повидал всякого — многое казалось не менее грозным, чем три застывших на моём пути молчаливых пузана. Мужики пока не подозревали, что бояться сейчас должны были именно они.

«Что там у тебя, парень?» — спросил дожидавшийся меня в пекарне мастер Потус.

Мне почудилось, или я действительно различил в его голосе волнение?

«Нормально всё, старикан. Не переживай. Задержусь немного. Возвращался, вот, с охоты, встретил трёх поросят. Откормленные хряки! Кто ж на них столько еды-то перевёл? Узнали поросятки во мне волка. Засуетились. Просят пожалеть их домики. Вот только не повезло им: я сегодня не добрый».

«Что ты несёшь, парень? Какие, етить их, поросята? Белены объелся?»

Трое здоровяков продолжали молчать. Ветер шевелил их жидковатые шевелюры. Я рассмотрел застрявшие в их бородах хлебные крошки. Мужчины разглядывали меня, как ту попавшуюся на пути букашку. Без улыбок на лицах — вообще без эмоций. Так обычно смотрел на баранью тушу мясник, прикидывая, с какой стороны сделать первый надрез. Вот только я себя бараньей тушей не чувствовал. Считал себя рачительным хозяином, у которого вот-вот прокиснет молоко и накроются планы по выпечке булок.

«Нет, старик, — сказал я. — Ничего я не объелся. Просто научен уже горьким опытом. Решил не полагаться на авось. Сработаю на опережение».