— Лика, — едва различимо звал меня кто-то, издалека. — Лика, открывай глаза. Давай, детка, — всё повторял и повторял он.

Голос, интонация были мне очень знакомы. Хотелось послушаться, но мне для этого чего-то не хватало.

— Мединская, твою мать! Не откроешь глаза — проведу тебе шоковую терапию, — рявкнул кто-то очень громко.

Лев? Боже, этот голос принадлежал именно ему. В этом не было никаких сомнений.

— Лика… — всё повторялся его зов. — Возвращайся… я сдохну без твоих сырных палочек…

Его слова были настолько смешными, что подействовали безотказно.

— Лёвка… — пискнула я, пытаясь уцепиться за его голос. — Помоги… моя голова. Больно…

Мысленно стала стремиться к нему, пока физически не ощутила тепло его крепкой руки.

— Вот так, — говорил он, очень близко. — Молодец. Открывай глаза… милая. Умница моя. Всё, теперь ты со мной.

— Сладенький… — простонала я, морщась от дискомфорта в теле. Казалось, будто меня переехал самосвал и раздробил кости во всем моем теле. — Холодно…

— Сейчас, — он оказался очень близко и осторожно оплёл своими руками. — Сейчас согреешься. Это ненадолго. Почему не сказала, что так тяжело переносишь наркоз?

— Наверное, потому что не знала, — прошептала я ему, вдыхая его запах, от которого становилось легче. — Не уходи… побудь ещё.

Смутно, но я понимала, что нахожусь в реанимации. Рядом неприятно пикали аппараты, витал запах медикаментов.

— Всё, как в тумане… — прошептала я. — Голова кружится. Словно под алкоголем.

— Я знаю. Скоро полегчает, — поцеловав меня в висок, ответил Лёвка. — Потерпи. Через несколько часов будет хорошо.

За дверью раздался властный женский голос, от которого я поморщилась.

Мама? Или у меня галлюцинации? Видимо, показалось, ведь соображать получалось туго.

Женщина с кем-то спорила на повышенных тонах, но я не разобрала ни слова, кроме одного — аборт.

— Твоя мать — настоящий танк, — усмехнулся друг, прижимая меня к себе ещё крепче. — С Ворошиловым особо не поспоришь, но у неё хорошо получается.

Значит, не показалось. Интересно, откуда узнала?

— Это ещё цветочки… — на выдохе произнесла я, не в силах разговаривать громко.

— Значит, говоришь, ягодки впереди? — улыбаясь, спросил Левка, но не успел он закончить, как дверь резко распахнулась, являя Христа народу.

— Лика! Почему я только сейчас узнаю, что ты делала аборт?

Глава 35.

— Мамочка, прости, — непроизвольно брызнули слёзы из глаз. — Прости, прости…

Все повторяла и повторяла одно и тоже, едва соображая.

Было такое чувства, словно нахожусь между реальностью и сном. Границы стирались, и было не совсем понятно, где правда, а где вымысел. Мозг работал медленнее, не успевая за действительностью, а события развивались не по самому лучшему сценарию.

— Не думала, что ты опустишься до такого, бесстыжая… — гневно произнесла Мединская старшая, приближаясь ко мне всё ближе.

Между мной и матерью мгновенно встал Лев, загораживая собой её недовольный взгляд.

— Тот ребёнок был от насильника, и она не могла его носить, — чересчур резко, проговорил мой друг. — Вы не видели, в каком подавленном она находилась состоянии, другого пути не было. Лика правильно поступила.

Я слышала от него эти слова впервые. Мы никогда не разговаривали со Львом на эту тему. Словно для всех та ситуация была табу. Но, как бы сейчас ни была благодарна, согласиться с ним не могла.

— Неправильно. Всё неправильно, — рыдая, повторяла я, как заезженная пленка. — Нельзя было…

Разве это не грех? Мой ужасный поступок ничем нельзя оправдать.

— Лика. Послушай, милая, — повернулся ко мне друг и навис, прикасаясь горячими пальцами к щеке. — У нас ещё будут дети. Операция прошла успешно. Всё хорошо, — ласково прошептал, пытаясь меня успокоить.

Но мне не хотелось больше лгать. Пусть мама знает всё. Про аборт. Про моё желание усыновить детей. О том, что наши со Львом отношения не настоящие.

— Лев, всё неправда, — сотрясаясь мелкой дрожью, смотрела ему прямо в глаза и молила о помощи, так как сама не справлялась, едва находясь в сознании. — Не нужно… хватит. Скажи…

— Лика, тебе нужно поспать, — осторожно уложив меня на подушку, произнёс друг. — Введите ей успокоительное, — обратился он ещё к кому-то, но я не видела. Мои мысли и желание было об одном, чтобы, наконец, покончить со всей ложью.