Никита Николаевич застонал от нетерпения… Ну же!..

Тихо зашелестели приводные двигатели телескопа. Трепников задавил волнение и уверенными движениями сориентировал прибор на планету. Синий в белых разводах шар выполз в центр экрана. Трепников откинулся в кресле. Изображение планеты чуть подрагивало и ощутимо сдвигалось в сторону. Планета бежала по извечной орбите, и следовало подождать, чтобы сдвинулась сильнее. По двум точкам процессор телескопа рассчитает орбиту и станет держать планету в центре экрана автоматически.

В груди Трепникова бушевал огонь. Он налил холодного чая, медленно выпил. Ждать оставалось недолго. Какой смысл нервничать, если всё идёт по плану?

Прибор мелодично тренькнул. Есть! Изображение планеты дёрнулось, встало точно по центру экрана, на мгновение размазалось и стало чётким. Мегабайты информации потекли в накопители. Рентгеновское, гамма, радиоизлучение во всех диапазонах, всё излучение видимого спектра, а также инфракрасное. Для приёма длинных волн стометровый отрезок тоннеля опутали сеткой антенн. Все эти данные он изучит потом, а сейчас Никита Николаевич просто смотрел на занявший всё свободное экранное место геоид. Смотрел жадно, не отрываясь. Все земные астрономы, великие и не очень, всемирно признанные и прозябавшие в безвестности, завидовали бы ему теперь. Если бы знали. Но они не знают. Ах, какой он устроит им сюрприз!

Трепников даже зажмурился от удовольствия, представив, какие лица будут у его бывших коллег. Ну, сами виноваты. Не оценили, не поняли!

***

Марина спала, вольготно раскинувшись на простынях. Фёдор осторожно, чтобы не потревожить её, отодвинулся в сторону. Какая женщина! Ведь ей за сорок, а тело как у двадцатилетней модели. В который раз он изумился, какой Жогин идиот. В такую женщину надо вцепляться руками и ногами, не спускать с неё глаз, не дай бог уведут, а он… предоставил ей свободу! Не понял, что тем самым унизил жену, показал, как мало для него значит мать его собственного сына. Женщина должна видеть, что её любят и жаждут, что её ревнуют ко всем вокруг, да хотя бы и к Владимиру Владимировичу!

Про Коперника и говорить не стоит.

Ну, чем Илюха дурнее, тем лучше. Параминов осторожно прикоснулся пальцем к Маринкиной груди, спустился в ложбинку, поднялся на вторую, обвёл вокруг соска. Марина улыбнулась, ресницы её задрожали.

— Не спишь? — спросил Фёдор.

— С тобой поспишь.

Она сладко потянулась. Ох, чертовка! Куда до неё Верочке.

— Ты самая лучшая, — серьёзно сказал Параминов. — Кой чёрт дёрнул за Илью выскочить?

— Любовь у нас была, — ответил Марина. — Он знаешь, какой был? Такой галантный кавалер. Я и поплыла. Да все девки с потока за ним бегали!

— Это да, это я помню, — согласился Фёдор. — Уходи от него.

— Не могу, Федя, — ответила Марина. — Сын у нас. Он его любит, везде за собой таскает. Недавно вот, — она на секунду задумалась, — в лес потащил. Две недели там провели, Артёмка сияющий приехал.

— Рассказывал чего? — безразлично поинтересовался Фёдор.

— Нет, — сказала Марина. — Чувствую, подмывает рассказать, но крепится. Ты-то сам не знаешь, что у них случилось.

— Тебе, что, Илюха не рассказал? — изобразил удивление Параминов.

— Не спрашивала, — сказала Марина.

— Я тем более не спрашивал, — сказал Фёдор. — Не моё, знаешь, дело, расспрашивать его.

— Ой, врёшь, — Марина чмокнула его в нос, — ведь врёшь! Ты же следишь за ним, неужели нет?

— Не настолько же, чтобы в лес за ним ездить, — усмехнулся Параминов. — Но я надеюсь на тебя. Узнаешь что интересное, расскажешь?

— Куда я от тебя денусь, Федька!

Марина села, оглядела его с ног до головы.

— О, да ты тоже проснулся! Проснулся и молчишь? А бедная женщина лежит недоласканная, недоцелованная!

— Недотраханная, стало быть, — определил Фёдор.

Он решительно взял её за талию, перевернул на живот…

— Догадливый, — низким голосом произнесла Марина, оттопыривая зад.

В дверь постучали.

— Что там ещё?! — рявкнул Параминов.

— Письмо, Фёдор Иванович, — раздался из-за двери голос личного водителя, Сашки.

— Подождать нельзя? — раздражённо, но уже тише спросил Параминов.

— Невозможно, Фёдор Иванович. Только что передали, сказали — срочно.

Сашка был предельно серьёзен.

— Ладно. Подожди, милая.

Параминов щёлкнул Маринку по тугой ягодице, поднялся и подошёл к дверям.

— Давай, — сказал, отодвигая защёлку.

Принял просунутый в щель узкий конверт и снова захлопнул дверь.

Одного взгляда на конверт хватило, чтобы возбуждение пропало как не было. Ох, и не любил Фёдор Иванович такие письма, да только ничего не поделаешь, не бодаться телёнку с дубом.

Бросив конверт на стол, Параминов стал одеваться.

— Ты чего?! — возмутилась любовница. — Ты куда это?