Тоня набрала воздуха: — Апчхи!

— Будь здорова, — ответила Оля вполне спокойно.

— Апчхи!

— Будь здорова.

— Апчхи!!! — Тоня стукнулась каской об обшивку танка, раздался звон.

После некоторых манипуляций Оля остановила 57-й, взглянула на подругу.

— Ты чего? Исчихалась вся.

— Да нормально в… — Тоня зажмурилась, — АПЧХИ!!!

— Поехали обратно.

— Да не надо, всё в порядке… Апчхи! — Тоня утёрла сопли.

— Конечно, нормально, конечно. Не хватало в дороге с простудой слечь!

Подмёрзлая грязь не мешала набирать скорость. По правую сторону невысокий, пологий обрыв, а слева холм. Все лиственницы, берёзы, тополя и дубы успели облететь, оставив лишь оголённые стволы и ветви, кои одним своим видом навевали холод, и пускай многочисленные ели остались в своих хвойных шубах, такая одёжка не казалась достаточным препятствием перед надвигающейся стужей. Оля кинула подруге свой бушлат, та немного отнекивалась, но завернулась в него.

Девчонок с вещами уже припорошило снегом. Техника, как и любой организм, не любит перепада температур, это всем известно. На морозе двигатель становится крайне привередливым, иной раз вообще не хочет заводиться. Совсем скоро придётся тратить гораздо больше топлива, благо сейчас ещё не успело так похолодать.

Девочки уже съезжали с горы, когда пришлось возвращаться обратно, и поэтому довольно резкий подъём давался танку тяжело. Тоня продолжала шмыгать носом, Оля тоже начинала замерзать, однако терпела.

Поселение находилось близь горной речки. Может, это был перевалочный пункт, а может, люди после войны решили обжиться здесь, но сейчас оно пустовало. Никаких благ цивилизации — водяная колонка и та поломана. Только пять изб, из которых две уже успели прогнить. Одна из них, стоявшая надёжнее прочих, стала пристанищем девчонок на ближайшее время. Оля наспех припарковала железного товарища, помогла Тоне выбраться.

Низкая избушка, дверь закрывалась плохо, места внутри немного. Окна маленькие, прикрытые деревянными ставнями. По полу дул холодный ветер — давала знать о себе хлипкая дверь. В самом деле это было сложно назвать избой, за неимением в ней печи. Только старенькая буржуйка около стылой кровати могла стать в таких условиях источником тепла. Пыльный матрас, а рядом кипа грязного постельного белья. Стоило Тоне присесть на кровать, как раздался пронзительный скрип. Оля зажгла керосиновую лампу, осмотрелась. Ни дров, ни бумаги, ни сухих тряпок — ничего. Лишь в углу стоял широкий деревянный стол и пара стульев.

— Укладывайся, пойду искать, чем печь топить.

— Ты же замёрзнешь, — Тоня принялась снимать бушлат.

— Не замёрзну. Каску снимай и ложись давай, сейчас укрою тебя. Всё, скоро приду.

— Оля-я, — Тоня тихо сопела носом.

— Чего?

— Принеси попить, пожалуйста.

— Сейчас принесу, отдыхай, — Оля взглянула на неё со всей теплотой души, вышла за порог.

От лампы исходил тяжёлый тёплый свет. В руке безымянные таблетки, помогающие при простуде. Тоня проглотила одну, обильно запила водой и залезла обратно под одеяло. За окном вечерело, становилось холоднее. Оля торопилась обыскать избы, что стояли по другую сторону дороги. Ни у одной их них не было печей, лишь узенький дымоход, выходящий за стену.

Ближайшая избушка. Выбитая вовнутрь дверь, разбитые стёкла, скрипучий пол. Некоторые прогнившие доски могли проломиться и под весом Оли. Две сломанных кровати, большая и поменьше. Вторая идеально заправлена. С верхней несущей балки свисали несколько верёвок. В дальнем углу деревянный стол с кучей бумаг, там же рядом лежали и дрова. Оля сняла простынь, скинула на неё охапку дров и бумагу, пошла обратно.

Лампу погасили, убрали в дальний угол. Тоня потихоньку засыпала, глаза слипались, а лоб её был горячим. Сухие газеты и записи отлично горели, Оля методично добавляла полено за поленом. Из трубы плотным столбом повалил чёрный дым.

Вторая изба была чуть меньше. Заместо кровати старая раскладушка, с тряпками поверх неё. Тряпки эти напоминали разорванные мешки из-под картошки, а пол всё такой же скрипучий. Прямо в углу расположилась большая, пустая паутина, оттого не менее пыльная, и воздух тут был тяжёлый и затхлый. Около дальней стены стояла потёртая табуретка, стол, упавшая буржуйка.

— Везде эта рухлядь? — риторически возмутилась Оля.

Ничего интересного, только залитый воском на столе подсвечник и пустой спичечный коробок. Возле них лежал и помятый листок, на нём было что-то написано. Решив, что Тоня в любом случае спит, Оля уселась за стол, уставившись в стену, благо из-за всей беготни было совершенно не холодно. Перевела взгляд на этот самый листок. Даже на расстоянии почерк казался довольно неказистым. Он был рваный, и всё же вполне различимый. Казалось, будто писавший это был очень нервным или с тремором, а может всё вместе. Оля схватила листок, что оказался письмом. Крыша тут уже давно прохудилась, и всю избу с завидной регулярностью заливало водой, однако самый обычный простой карандаш был различим на старой мятой бумаге.

Стоит ли читать?

Любопытство взяло верх.

«Внучек мой, Митя, здравствуй!

Желаю тебе счастья, здоровья, бей этих гадов, как твой дед, бей! Мы все заслуживаем лучшей жизни, особенно ты. За нас не беспокойся. Помнишь, хотел прокатиться с дедом на лыжах? Мы сейчас на той самой лыжной базе. Вышло перебраться сюда. Только я, да наши соседи с пятого этажа. Дед твой с нами не поехал, говорил: — «Я войну прошёл! Я мужчина, коммунист! Мой долг остаться тут». Ни единого письма от него так и не получила. Отправил меня с твоей тёткой да соседями куда подальше, только обнял на прощанье. Старый дурак. Очень страшно было, а сейчас просто жду день ото дня, совсем старая стала. А дочку Журавлёвых помнишь? Полину. За неделю до всего этого день рождения её отмечали. Они тогда ближе нас к центру были, в магазине. Чудом выжили, но года не прошло, Поле плохо стало. Всю зиму все вместе за ней ухаживали, а в марте она во сне умерла. Андрей с Соней после похорон два дня не выходили, заперлись. На утро только записка на двери, мы дверь выломали, а там они висели. Мельниковы два месяца ещё оставались, не выдержали всего, собрались и уехали в сторону Перми. Тётка твоя совсем тронулась головой, забрала ружьё и ушла куда-то. Я совсем одна, никого со мной не осталось. Митя, возвращайся скорее, всё будет хорошо, я уверена! Нас всех ждёт счастливое будущее, главное — возвращайся. Дед твой — герой, но дурак полный, хоть ты не бросай меня, как твоя мама, как он. Я не хочу, я не могу так жить. Пожалуйста, победите, ты победи и вернитесь на родину, все вас ждут, я тебя жду. Очень тебя люблю!