Шрифт:
Штопоров оказалось шестнадцать. Валерьен побледнел.
– Как они их выманивают из танков?
– тихо спросил он, ни к кому не обращаясь.
– И заставляют раскрыться...
Харвич вспомнил, что из предыдущего сооружения торчало двенадцать веток... неужели ягодников осталось четверо? А патруль все идет, идет, и никак не может дойти... а сольпуги тем временем убивают пиратов, разрывая в клочья их тела... а шлемами играют, словно мячами, и люди бессильны перед фалангами... Винцент стиснул зубы так, что заныли челюсти.
И все равно люди будут приходить в чужие миры, будут пытаться понять и объяснить, договориться... предлагать свое, подталкивать вперед и навязывать лучшее... а сольпуги сосчитают тех, кто уже не уйдет с их планеты, соорудят очередную пирамиду и забудут о человечестве.
На тропу вышел сольпуг. Он неторопливо приблизился к людям, осмотрел разгромленный символ и заговорил:
– Правомерность ответа признается вами. Мы признаем за собой. Я веду вас. Ответ ума часто не имеет смысла. Видим одно, понимаем разное. Веду, следуйте.
Сольпуг скользнул вперед, и патрульные вынуждены были идти за ним. Харвич думал, что сольпуг прав, в конце концов, не сольпуги напали первыми, и убийство ягодников - всего лишь самозащита... но все его чувства восставали против этой правоты.
Шли почти три часа, затем сольпуг объявил привал и исчез. Над полянкой, предназначенной для остановки, деревья свернули кроны и раскрыли небо. Ореида еще не зашла, сумерки не успели сгуститься, и, поставив палатку, люди уселись на траву рядом с ней. Все трое молчали, думая об одном и том же.
Шорох и посвистывание, раздавшиеся позади палатки, заставили патрульных обернуться. Из-за палатки вышел сольпуг. Не мутно-зеленый, а розовый. Вокруг палатки засновали в уходящем свете крохотные существа, многоногие, неуклюжие... и Харвич вдруг понял, что это - сольпужата. Они еще не имели панцирей, их тельца покрывал нежно-голубой пух, и они, как лазоревые цыплята, с тихим писком перекатывались в траве. А сольпужиха, как заботливая клушка, что-то им объясняла, кудахтала, ворчала, - а потом обратилась к людям.
– Воспоминание и предвидение, - сказала она, - понимание состояний. Я есть Орис-Силайетуф. Подобные вам страдают иллюзиями. Слабосильные и неловкие, недавно рожденные - нуждаются в защите. Зачем неспешность?
– Мы идем туда, куда нас ведут, - объяснил Валерьен.
– А нас никак не хотят привести на место.
– Глупо, - очень по-человечески сказала Орис-Силайетуф.
– Затянуты шутки. Неразумность воинов. Готовьтесь идти.
Она тихо засвистела, голубые комочки сгрудились вокруг нее, и вся компания исчезла в зарослях.
– Укладываемся, - сказал Валерьен, и патрульные быстро собрали палатку.
Они сидели на траве, и Харвич думал о том, что он никогда прежде не видел сольпужих - ни в фильмах, снятых на Беатонте, ни на фотографиях, и даже упоминания о розовых сольпугах никогда ему не встречались.
– Борис Андреевич, - спросил он, - а вы раньше видели розовых сольпугов?
– Нет, - сказал Валерьен, - и не только я, никто не видел. Любопытно, - продолжал он задумчиво, - она сказала "шутки"... Затянуты шутки. Олег, - обратился он к Астахову, - тебе не кажется, что сольпуги все-таки действуют в пределах договора?
– Но...
– Астахов уставился на командира.
– Но...
– Одного они убили, это так. Но только одного. А сколько сольпугов осталось на той поляне? И что мы знаем об остальных ягодниках? Шлем на тропе еще ничего не значит.
Астахов подумал.
– Да, - сказал он наконец.
– Наверное, ты прав. Но странно все-таки. Почему она к нам вышла? Да еще с детьми?
– Полагаю, виной тому стажер Харвич с его богатым воображением, слегка насмешливо сказал Валерьен.
– Очень уж он сольпугам по душе пришелся. Родственное сознание.
– Не может быть, Борис Андреевич, - усомнился Харвич.
– Что-то слишком просто выходит.
– Не скажите, юноша, - возразил Валерьен.
– Не так уж и просто. Сольпуги никогда не сталкивались с фантазерами вроде вас. Мы всегда - я говорю о людях вообще, - пытаемся найти общий язык с новой культурой, оставаясь в рамках сухой логики. Видимо, это было ошибкой. Что-то в вас, какие-то ваши чувства проняли сольпугов. Не исключено, что именно здесь скрыта возможность взаимопонимания.
– А зачем вообще мы кругом суемся со своей культурой?
– неожиданно для себя спросил Харвич.