Шрифт:
Хьюго подошел к череде портретов на стене и показал на один, самый большой и старый. На нём был изображён одноглазый мужчина с суровым выражением надменного лица, обрамлённого пышными бакенбардами. Видно, хороший художник рисовал эту картину: сюртук мужчины с портера отливал золотом, а его рука в перстнях крепко вцепилась в рыцарскую шпагу.
— Вот это и есть драгоценный Сэмюэль Хармус! Если бы в старости он не разбился, упав с башни, то жил бы и сейчас. Как жаль! Иего сына, который являлся моим дедом, славного Ричарда Хармуса, ждала страшная смерть: только ему объявили о рождении сына — моего отца, как Ричард поехал в Медикат. Напился там и свернул себе шею в канаве, — вздохнул Хьюго.
Потом он снова указал на портрет Сэмюэля, и пафосно продолжил:
— Он — наш герой. Наш спаситель! Как бы я хотел так же прославить наш род, как Сэмюэль! И я обязательно это сделаю!
Хьюго стал любоваться портретом, нежно поглаживая раму, касаясь нарисованной руки Сэмюэля, словно хотел пожать её. Потом Хармус опять присел к Алаун и продолжил.
— Визидары везли Семечко Жизни морем. Но попали в сильный шторм. Спасся только Сэмюель. Его выбросило на берег вместе с сундучком, в котором было то самое драгоценное Семечко. Когда он вернулся домой, то рассказал о шторме, но оказался таким умным, что никому из Совета Визидаров не сказал о Семени. Семейные легенды гласят, что Сэмюель посадил его в маленьком саду своего дома, и со временем из него выросло дерево. Чудесное дерево. На десятый год оно заплодоносило. Сначала на нём появились большие кровавые цветы. В их серединках зажёгся огонь и горел три недели. Казалось, всё дерево охвачено пламенем, но оно не обжигало и не ранило. Потом цветы потухли и на их месте завязались плоды. Они росли, увеличивались, краснели. Плоды Дерева Жизни по форме напоминали настоящие сердца. В день, когда они созрели, начали сокращаться и стучать, словно действительно были живыми сердцами. И эти плоды лечили. Если капнуть сладким соком Плода Жизни на губы умирающего, то он выздоравливал… Конечно, все визидары хотели эти плоды. Так мои предки заработали много денег, приобрели могущество, выстроили вокруг Древа наш замок, чьи развалины ты видишь каждую ночь. А потом со временем выяснилось, ещё более важное: тот, кто дважды вкусил плодов Древа Жизни, приобретал ещё и долголетие. Эти визидары жили по триста, а то пятьсот лет. Им надо было беречься только несчастных случаев. И наше Древо Жизни стали ценить ещё больше. Каждый его плод мы стали продавать за огромные деньги, потому что подарили визидарам долголетие. Мы осчастливили этот народ. И чем отплатили они нам? О! Когда, Алаун, ты узнаешь об их чёрной неблагодарности, то будешь возмущена!
Алаун слушая, украдкой взглянула на другую картину — свадебный портрет родителей Хьюго. Она смотрела на печальный, словно живой, взгляд Сирии Хармус, на букет жёлтых астр у неё на коленях. Знала ли тогда эта девушка с портрета, кого родит и что случится после?
А Хьюго продолжал рассказывать историю своего рода:
— Плоды Древа Жизни пытались сажать, но из них ничего не вырастало. Такое дерево было только одно. Оно переходило по наследству лишь в нашем роду. И вот когда им владел мой отец, визидары стали просить, чтобы Древо Жизни разрешили исследовать Ремесленникам. Я был тогда мал, но всё понимал. Помню, как я сидел в зале под столом, когда к отцу впервые во всём составе пришёл Совет Визидаров. Они говорили, что Ремесленники выведут лекарство, которое будет помогать и лечить всех. Что с помощью толов попробуют вырастить новые Деревья Жизни, чтобы они были в саду у каждого. Представляешь?! Особо распинался старый Гослинг. Он тряс бородой, гремел цепью городского главы на своей груди. Они обещали моему отцу множество благ, взывали к благородству. Но умный Джеймс Хармус отверг все их предложения. Он сказал, что подумает, а потом отказал.
Хьюго стиснул кулаки, вскочил и стал нервно прохаживаться мимо портеров, забыв об Алаун. Теперь он обращался к предкам, взывал к справедливости.
— Они захотели отобрать наш источник! Нашу силу! Меня трясло от всех этих нечестных разговоров, что наши плоды должны помогать всем. Почему?! С какой стати?!!
Хьюго покрылся потом и вцепился себе в волосы. Рейчел внесла чай. Он, схватив с подноса чашку, жадно её опустошил, и стал рассказывать дальше:
— Дальнейшая история развернулась, когда мне исполнилось двенадцать, и я учился в школе. Особых школ для избранных у нас не было — тогда одновременно в классах учились дети всех визидаров вперемешку. Мой отец справедливо считал, что это не очень честно. Порой он выговаривал матери: «Мой сын не должен сидеть с ребёнком лавочника или сапожника…» Но тогда в Визидарии были такие несправедливые законы. После того, как визидарам наступало двенадцать лет, и им вручали Документ Совершеннолетия, они могли впервые сдать экзамены в Великие Ремесленники. Многие дети хотели ими стать, но удавалось лишь избранным. Ремесленники имели толы, они изготавливали и совершенствовали ауксилы… Мы играли в Великих Ремесленников. Все их уважали, называли создателями. Но особо их стали почитать в моём детстве. В то время Ремесленники как раз подошли к созданию волшебных палочек. Говорили, что вскоре их будут иметь все визидары. И волшебные палочки заменят многие инструменты в быту. Первые волшебные палочки стали раздавать самым важным фигурам и нам, ученикам школ. У нас ввели новый урок — Палочковедение. На нём мы изучали основы изготовления волшебных палочек и применения их в жизни. Остальным визидарам, при большом желании, Волшебную палочку можно было купить за огромные деньги в Магазине «Пять стихий», который находился недалеко от рыночной площади в Медикате. Как известно, пять стихий — это и есть основа этого инструмента.
Хьюго почесал голову, вспоминая и продолжил:
— Палочка состояла из магического металла, который был стержнем и изготавливался из различных сплавов. Самым сильным и мощным, но и самым дорогим, считался сплав серебра с золотом. Затем металлическую основу вставляли в тонкую деревянную оболочку, сделанную из священных деревьев. Потом волшебные палочки погружали в магический эликсир, приготовленный из порошка, чей состав я не совсем понял, потому что пропустил те уроки. А после палочки подвешивали на ветру Сакрального Холма. И только тогда она была готова…
— А как же пятый элемент? — спросила Алаун, — Хьюго ты перечислил четыре: металл, дерево, воду и воздух. А что было ещё?
— Ещё была сила самого визидара, который палочкой владел. И она становилась его частью, его усилителем и помощником. Чужого она могла и не послушаться. Но это не столь важно… Как раз в то время Ремесленники возвели Башню Силы. Именно она, стоя посреди долины Сиреневых ветров, недалеко от дуба Эо Мугна, питала своей мощью все волшебные палочки страны визидаров. И Ремесленники бились над задачей, чтобы эту силу передать палочкам навсегда. И чтобы больше волшебные палочки не зависели от Башни Силы. Вот в какие времена, Алаун, я хотел стать Великим Ремесленником. Я бы точно открыл эти законы, и в моё правление волшебная палочка обрела бы окончательную силу!!!
Хьюго встал, выпятил грудь, ходившую ходуном и, какое-то время молчал, оценивая, понимает ли Алаун глубину его слов и их значимость. Видимо, её лицо выражало достаточную почтительность для такого момента, и он продолжил:
— Теперь ты можешь представить, насколько мне был важен тот экзамен?!!! Какие я возлагал на него надежды?! Перед самым экзаменом я сильно поссорился с матерью. Боясь, что не сдам так, как мне нужно, я попросил её Перстень Воли. Но она так тряслась над ним, запирала его, и не дала мне его даже тогда, сказав, что им можно пользоваться лишь в исключительных случаях. А разве экзамен — это не исключительный случай?! И разве этот её поступок не говорит, что она не любила меня?! — спросил Хьюго у Алаун.
Она, держа в руках чашку, которую так и не пригубила, подняла на него глаза и помотала головой.
— Хьюго, мать любила тебя, — сказала Алаун, склонив голову, — мне кажется, даже слишком сильно.
— Ах, что ты можешь знать?! Сейчас я тебя разочарую, — досадно заметил он, — из-за матери я так и не стал Ремесленником, потому что она пожалела для единственного сына своего дурацкого перстня. Хотя мать, после лгала, выкручиваясь, и убеждала меня, что я не сдал из-за моей лени. Что стоит через год попытаться ещё. Но больше я не хотел переживать этот позор… Экзамены были сложными, их проводили в большом зале школы. Там вывесили флаги визидаров, стены украшали знаки ремесленников. И принимал экзамены Совет Визидаров. Жирный Гослинг, который когда-то уговаривал отца отдать Древо Жизни, был со мной весьма холоден. Пожурил, что я не знаю главных правил ремесленников, нёс какой-то бред про то, что я не знаком с этикой работы с толами. Он прервал меня, и его морда перекосилась, когда я рассказал про свои чудесные идеи сшивания разных животных и человеко-людей. И ведь это наверняка от зависти!!! Когда во дворе школы всем, кто перешёл в класс Ремесленников, прикалывали голубые розетки с эмблемой на грудь, мне хотелось сорвать каждую. Растоптать их. Уничтожить этих уродцев, размазать их улыбающиеся рожи. Конечно же, когда все им аплодировали, я гордо стоял, опустив руки — они не достойны, чтобы, такой как я, их чествовал. Именно тогда я решил, что докажу им всем, что они ничто по сравнению со мной. Вернувшись домой, я в ярости рассказал всё родителям. И лишь отец меня поддержал. Он приказал сделать в подвале замка мою личную ремесленную мастерскую. Мать была против, но кто её слушал? На моё тринадцатилетние отец торжественно вручил мне ключи от подвалов. Отныне это была лишь моя территория. Сюда без разрешения не смел заходить никто. Только я и мой прирученный чёрный волк, которого наши слуги нашли в Забытых скалах щенком. Я его выкормил, назвал Стормом, и он следовал за мной везде по пятам… Но в тот год везение отвернулось от нашей семьи окончательно. Совет визидаров принял решение всё же изучить Древо Жизни без нашего на то согласия. Они прислали послание, в котором обещали, что постараются не принести нам никакого ущерба, но отец был в гневе — они не имели на это никакого права. Узнав о решении Совета, отец весь вечер бегал по замку и громил все, что встречалось ему на пути. Было слышно, как он орал: «Они разорят нас! С помощью толов и магии волшебных палочек, они смогут в конце концов его размножить! Это конец!!!» Мне было страшно. Я взял Сторма и спустился сюда, в подвал. Но даже здесь, пусть и приглушённо, были слышны крики отца. Я сочувствовал ему, но под руку лезть не хотел — в гневе отец был страшен.