Шрифт:
Пройдя под аркой, они миновали мощенный булыжником двор, прошли по выложенной глазурованной плиткой дорожке мимо великолепно ухоженного сада с благоухающими цветущими кустами и вековыми деревьями, и вошли в парадный подъезд, упрятанный в глубине портика, снаружи сплошь увитого плющом и глицинией. Дверь открыла востроносая служанка, уже знакомая Нику и провела по лестнице мимо стенных шкафов, за стеклами которых зазывно мерцали тисненные золотом кожаные корешки книг, на второй этаж.
В гостиной, куда служанка препроводила гостей, их ждали Мария Яковлевна и доктор Серебряков. После взаимных представлений, Мария Яковлевна с любезным видом предоставила кабинет своего мужа для осмотра больного, а сама осталась с Ником в гостиной.
— Вы меня извините, Николай Александрович, — вполголоса сказала она, — но у нашего подопечного очень странный вид.
— Да, мне тоже так кажется, — задумчиво сказал Ник, — но это неудивительно. Рос вдали от дома, потом непрерывные странствия, жизнь в Индостане. Надо признать, что там европейцу нелегко. На что англичане железный народ, да еще и в доспехах долга и патриотизма, но и тем там весьма трудно.
— Матушку его я знавала через Елизавету Дмитриевну, — продолжала Мария Яковлевна. — Очень милая дама, но со странностями. Первый ее супруг погиб, кажется, в Швейцарских Альпах. Вместе с ребенком. Попали под снежную лавину и потом даже следов их не нашли. Елена Ивановна ездила туда и на месте их гибели поставила каменный крест чудесной работы армянских мастеров.
Ник внимательно слушал.
— Вскоре после гибели мужа она вышла замуж за своего дальнего родственника, князя Аргутинского, — продолжала Мария Яковлевна. — Он был обеспеченным человеком, принимал большое участие в ее судьбе. А она оставалась с маленьким ребенком и очень незащищенная. Была большая домоседка, почти не выходила из дома, отношения поддерживала только с Елизаветой Дмитриевной, с которой была дружна еще с пансиона. Князь Аргутинский умер рано, оставив ее во второй раз вдовой. Но он позаботился обо всем, оставил ей неплохое состояние, обеспечив до конца дней. Мальчика, в котором принимал очень большое участие и считал сыном, отправил получать образование в Европу. Но его летом обязательно привозили в Тифлис, он отдыхал в Коджори, где у них хорошая дача, рядом с дачей Таировых. Князь заботился о нем, как о собственном ребенке. Кстати, у князя своих детей не было. Иван Александрович после смерти матушки должен получить изрядное состояние, — заметила она вскользь.
В это время из кабинета вышли доктор и его пациент. Серебряков был хмур, он торопливо поцеловал ручку Марии Яковлевны со словами:
— Простите Мария Яковлевна, тороплюсь, ждет пациент, — и с этими словами быстро ушел.
Иван Александрович, казалось, был очень доволен. Он сказал что доктор нашел, что ему стало лучше. Только немного легкие не в порядке, но поездка на какой-нибудь курорт в горы поправит его здоровье.
— Вот не знаю, что делать, — озабоченно сказал он. — Не хочется уезжать из Тифлиса надолго куда-нибудь в Швейцарию, пока все дела не приведены в порядок.
— А зачем в Швейцарию, — пожала плечами Мария Яковлевна. — Первоклассный курорт здесь, в Грузии, в Абастумани. Слава богу, наследник здесь живет из-за своих легких который год. И никакие Швейцарии ему не помогали, а в Абастумани стало лучше. Да и воды там превосходные. Весь Тифлис туда ездит, да и не только Тифлис. Летом там можно сказать весь Петербург собирается. Да и из Европы наезжают. Там собирается блестящее общество. Вы можете снять дачу или нумер в гостинице «Решель» через агента в Тифлисе.
— А Боржом? — спросил жалобным голосом Иван Александрович, — там не лучше? Да и к Тифлису поближе.
— Так там только воды, а Абастумани для легких. Нет, конечно, Абастумани.
Иван Александрович благодарил Марию Яковлевну, Ник молча ждал. Откланявшись, они вышли из дома и там разошлись. Иван Александрович отправился на Петра Великого, а Ник сослался на дела и спустился по Бебутовской вниз к себе.
Петрус встретил его обильным обедом, после которого, когда Ник перешел в свой кабинет, передал ему пакет, присланный Кикодзе.
Ник грозно поднял брови:
— Петрус, что, пакет только что принесли?
— Принесли перед вашим приходом, но, видимо неспешный, потому что ответа ждать не стали. А вам надо было поесть, вот пакет и подождал полчаса, ничего ему не сделалось. А ведь ваша матушка…
— Ладно, ладно, — замахал рукой Ник. — Ты всегда прав. Я просмотрю пакет и немного подремлю. Если что будет срочное, немедленно буди.
Петрус пожал плечами:
— Небось не впервой. Я что, срочное от несрочного отличить не могу! Обижаете, шеф.
Тут Ник уже бессловесно замотал головой, потянувшись к костяному разрезальному ножу на письменном столе, чтобы вскрыть конверт.
Петрус с гордо поднятой головой удалился.
Ник, уютно сидя в кресле, начал читать присланные Кикодзе сведения. Вот что сообщал тот:
«Дорогой Николай Александрович! Мне удалось кое-что выяснить о Куртэне. Вам это будет интересно. Иван Александрович князь Аргутинский, он же Бодуэн де Куртэне и под этими именами известный в научных кругах Европы и России, является потомком старинного французского аристократического рода, берущего начало от короля Людовика XVI и предводителя крестоносцев Бодуэна Фландрского, впоследствии императора Константинопольского. Иван Александрович Бодуэн де Куртэне, наряду со швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром считается основателем теоретического языкознания. В казанском университете служил по кафедре сравнительной грамматики и санскрита доцентом, а затем защитил диссертацию «Опыт фонетики резьянских говоров», заслужившую Уваровскую премию Императорской Академии наук. Тогда же получил звание профессора. До Казани Бодуэн де Куртэне получил блестящее образование в Европе, в Сорбонне. Затем в Праге изучал чешский язык, в Берлине санскрит. В Лейпциге получил звание доктора философии. Читал лекции в Петербургском университете по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Провел несколько лет в лингвистических путешествиях по Индостану, где совершенствовался в санскрите в ашрамах. Сделал несколько гениальных предсказаний о связи лингвистики с другими науками — психологией, антропологией, социологией и биологией.
Известно, что Бодуэн де Куртэне изучал различные жаргоны и тайные языки(sic!), народные поверья и предрассудки.
Увлекался «цветным слухом». Известна его статья о синем цвете василька, который проходя через «неведомые людям разрывы» может превращаться в «звук кукования кукушки или плач ребенка», или же издавать «флейты звук лазорево-голубой».
Встает образ человека не только широко образованного, но и выдающегося ученого, умеющего думать и анализировать. Но не чуждого посторонних увлечений. Путешествия, да еще в такой стране как Индостан, должны были выработать в нем умение приспосабливаться к обстоятельствам и способность постоять за себя.
Пока больше не могу ничего добавить к портрету этого человека. О его родственных связях известно только то, что он приемный сын князя Аргутинского. Отец и брат (в малолетстве) погибли в Швейцарских Альпах во время неожиданного схода лавины».