– Мне не совсем ясно. Вы сказали, что особенность процесса понимания герменевтического круга заключается в его цикличности: для понимания целого необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо представление о смысле целого.

– Да, - Машеркин положительно кивнул.

– Какая-то тавтология получается.

– Ну, - он вдруг навис над своими листочками.

– Теперь можно и отдохнуть, - прошептала Влада, откинувшись на спинку деревянного стула.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты страшный человек, - тихо произнесла я, глядя на беспомощного преподавателя.

– Нет, - старалась подавить на своём лице зарождающуюся улыбку.

Спустя час Машеркина сменила очередная тихоня-педагог с чересчур приветливой улыбкой на лице. Лидия Сергеевна была женщиной спокойной, даже добренькой, по крайней мере, такой казалась. Невысокая, с редким тёмным каре и мягким голосом, обладала излишней добродушностью, которая подкупала многих студентов, но не меня. Я всегда с недоверием относилась к таким добрякам, полагаясь на народную мудрость: «В тихом омуте черти водятся». Преподаватель в своей привычной спокойной манере разъясняла нам, горе-студентам, азы слияния методологии статистики с социологией. В аудитории стояла мёртвая тишина, которую изредка нарушал глухой шёпот моих одногруппниц с галёрки.

– Парень твой не будет ревновать? – Влада посмотрела на внимательно слушающую меня.

– Что?
–  тихо переспросила, покосившись на неё.

– Ну, недавно мы вместе ходили в кафе, сегодня ты подсела ко мне. Или у вас с ним свободные отношения?

– С кем?
–  удивлённо приподняла брови.

– С Антоном. Разве ты с ним не встречаешься?

– С Антоном?
–  усмехнулась я.
–  Он такой же мой парень, как и твой. Мы просто дружим.

– Макарова, что тебя так развеселило?
–  на меня недовольно уставилась педагог.
–  Скажи нам всем, может, и мы посмеёмся!

На меня тут же любопытно вывернулись мои одногруппницы.

– Извините, - я виновато потупила ресницы в конспект.

– Лидия Сергеевна, - уверенно произнесла Влада, разбив тишину, - я просто где-то читала, что американский социолог Ричмонд Майо-Смит был морфинистом. Саша сказала, что это глупости и посмеялась.

– Ну, то, что Ричмонд был морфинистом, весьма сомнительно… - женщина задумчиво сняла очки и улетела в чертоги своей памяти, вытаскивая оттуда информацию, которая, к сожалению, никому не была интересна.

В этот самый момент я ощутила сильный прилив тепла со стороны Влады, который чудесным образом рос и сгущался надо мной, преобразовываясь в непробиваемые могучие крылья, заботливо укутывая ото всех, согревали. Эти крылья были невидимы, но очень ощутимы мной. И, когда я украдкой подняла глаза, Влада ласково улыбнулась, заглянув в меня. И я увидела этот знакомый особый взгляд. Осознав это, я испытала страх, поэтому тут же опустила ресницы. Я не хотела ввести её в заблуждение, что она интересна мне, как девушка, ведь это было не так. Ведь меня привлекают исключительно парни, и ни о чём таком я не думаю, а с ней мне просто уютно и не более того. Со звонком все засобирались на большую перемену.

– Каково это быть самой умной?
–  не глядя, я спросила у Влады.

– Самой умной?
–  вопросительно подняла на меня свои тёмные глаза и улыбнулась.

– Ну, да, ещё скажи, что на нашем потоке есть кто-то умнее тебя! – усмехнулась я.

– Влада, Саша права. – вдруг промямлила Орлова, неторопливо собирая свои вещи с парты. – Мы с мамой говорили о тебе, как раз вчера. Она сказала, что у тебя высокий потенциал и тебе нужно обязательно поступать в магистратуру.

Я посмотрела на зануду Орлову, затем повернулась к Владе и тихо, почти шёпотом, игриво прошептала ей на ушко:

– Мы с мамой… Эмм, милая врать не будет.

Влада отвела ресницы и широко улыбнулась, усмехнувшись моим словам. В коридоре я встретила раздражённую Катьку. Она сразу же стала рассказывать мне про свою неблагодарную работу, про коллектив, который она называла гадюшником, про авторитарную начальницу. Недовольно раскидываясь словами, грозила скорым увольнением или громким скандалом. В принципе, всё, как всегда. Все её недовольства по поводу работы я знала наперёд, изо дня в день ничего не менялось. Поэтому я молча слушала, но не слышала. Уже пройдя большую половину коридора, мне вдруг захотелось обернуться и посмотреть, смотрит ли Влада на меня. И я обернулась. И знаете что? Она смотрела. Она смотрела всегда, когда я поднимала глаза. Эта своеобразная игра в гляделки быстро переросла в незатейливую игру слов. И вскоре всё наше общение выросло в некую игру, такую странную, но увлекательную. Мне нравилась эта двусмысленность, которая летала между нами, она затягивала.

Как-то в столовой, я с Катькой подсела за стол к компании старосты. Они вели заумные беседы на тему предстоящей практики, мы же смеялись, обсуждая прошедшие выходные.

– Ой, девочки, да ладно вам!
–  Катька громко перебила их бурную дискуссию.
–  Ещё сессия не закончилась, а вы про практику. Расслабьтесь!

– А мы с мамой думаем, какую школу выбрать, - продолжила зануда Орлова. – Остановились на нашей, в которую ходили. Она хоть далеко, зато мы всех там знаем, но мне всё равно страшно.