Шрифт:
Бесплатный эль ему полюбился. Сидит, цедит помалу, рассказывает невероятное.
– Я ведь копать пробовал – вдруг там богатства какие. Так куда там! Все завалено, не подступиться. Сплошной камень. А в этом камне – мертвые фэйри. Не такие мертвые, как из людей получаются. – Оглянется, понизит голос, и вышепчет: – Другие.
Страшно, аж жуть. На прочие же расспросы в трезвом виде – отмалчивается, в пьяном – глупо хохочет.
Многие слушали. Пришлось Ивору встречный слух пустить. Мол, человечишка так старается оттого, что знает – сгонит его сида с хлебного места. Кому нужен недотепа – смотритель за чертовым местом, вся сила которого в том, что он принцем Рисом поставлен? Сам Рис, соседушка, власть над незримым имеет, потому как по сути вассальный король. Но одно дело – отблеск чужой силы, иное – своя. Уж сида‑то, если из холма вдруг нечисть полезет, сумеет разобраться. Если уж Гвина победила, так ей, верно, сам Сатана не очень опасен…
Дня через три после Самайна пришли известия, что сида выздоровела, но на земли свои пока не собирается. А безымянная страна, которую все чаще называли Неметонионом, нуждалась в защите от незримых сил. Наконец, Ивор решился и отправился за границу – поторопить ригдамну, а заодно и выяснить, как именно придется дальше жить. Не ждать же февральского окота без щита от нижних сил. Да и от горних. Так можно и без скотины остаться!
Теперь подновленная в бывшей столице колесница вызывала у встречных и обогнанных восхищенные ахи: как же, в правобережье Туи уже все ездят на сидовский манер. А разъяснять, что ты – не все, каждому не станешь. Но уж остановившись на придорожной ферме переночевать, Ивор сдерживаться не стал и рассказал хозяину с семьей, как довелось ему стать знатным человеком, представителем народа, и что надо бы это как‑то наглядно показать.
– Так подними на копье вымпел королевских цветов, – удивился хозяин, – всего и дела‑то! Так и будет видно, что ты по королевской надобности едешь.
Ивор в раздражении дернул ус:– Да откуда ж мне знать эти цвета!
– Так она же их, наверное, носит!
Ивор попытался припомнить, что было надето на сиде во время осады. Ряса, точно. А цвет – и не поймешь, какой. Буро‑синий, почти черный… Ну, и все. Еще, кажется, всаднические сапоги, которых она не жалеет, по грязи ходит. Так и сказал.
Фермер поскреб небритый дня три подбородок.– Жена! – позвал.
– Чего тебе? Пироги сгорят!
– Не помнишь, чего на сиде было? Когда она к нам на Неметону заезжала?
– Когда заезжала – ряса. Не пойму даже, какого колера. Темная. А когда выходила в бой – оба платья белые, оба, кстати, верхних. Без вышивки… Ох, ну вот подгорели, точно… Алан, а ты у младшенькой куклу Неметоны посмотри. Она ее точно как сиду и одела!
Легко сказать – возьми посмотри. Куклу‑Неметону с женской половины выносят редко, да с церемонией. Одно хорошо – с обрядом управилась младшая дочь фермера. Никого отвлекать от работы не пришлось.
– Вот, – сказал глава семейства. – А до того как Немайн к нам заехала, сладу не было. То ли во младенчестве перебаловали, то ли еще чего… А теперь серьезная. Вырастет – ведьмой будет, точно.
Ивор между тем разглядывал куклу. Да, вся в белом. Алый плащ – это общее, воинское, она тогда на королевской службе была. Ну и какой вымпел приспособить к копью? Хотя… На белой накидке чернели нарисованные углем кресты.
– Это что? – спросил Ивор.
– Это мне рассказали, – сообщила девочка.
– Что рассказали?
– Что Неметона пелерину вышила. Вот так.
Ивор дернул ус.– Белое с черным… – протянул он, – а хорошо. Ни у кого такого сочетания нет. А у нас, значит, будет. Ну а не понравится ригдамне – поменяем!
Так что в Кер‑Мирддин он въезжал уже едва не как посол сопредельной державы. Не удержался, надулся индюком. Вышло бы сущее посмешище – да первые же минуты поисков Немайн спесь поумерили. Хуже того – минуты плавно перетекли в часы, – а поймать только‑только вставшую с одра болезни сиду никак не получалось. Уж больно шустрая! Куда не сунешься, один ответ: да, была, уже ушла, даже убежала. Не перепутаете: зеленое с желтым платье, белая пелерина с премиленькими черными крестиками… И главное: уши.
Но самое большее, чего достиг несчастный посол, было лицезрение ригдамны издали. Едва завидев сиду, чуть дар речи не потерял – если при осаде ригдамна скорее напоминала монахиню‑аббатису, то теперь это была хлопотливая хозяйка. Немайн металась по городу и откровенно пыталась быть в трех местах одновременно. Ярко‑зеленую молнию было трудно не заметить и совершенно невозможно догнать. После нескольких попыток Ивор догадался – очередное волховство.
Перехватить отца сиды, Дэффида ап Ллиувеллина, оказалось вовсе невозможно – вот усыновил человек ту, кого до Христа почитали за богиню, – так и сам стал чуть не небожителем. Одна слава, что землю топчет – а поди поймай! Хуже, чем МЛАДШАЯ дочь.
А потому Ивор вздохнул да потопал прямо в «Голову грифона», справедливо рассудив, что уж домой к маленькому сыну Немайн непременно вернется. Ивор ошибся. То есть сида, конечно, вернулась – ближе к полуночи, только для того, чтобы провозгласить на пороге:
– Харальд, меня нет! Ни для кого…
И пробежать на хозяйскую половину. Когда Ивор изложил дело бородатому иноземцу, явно состоящему у сиды на службе, тот только плечами пожал:– Так она спит. После болезни устает быстро. Так вот до кровати добежит и свалится. Часа четыре поспит – и снова свеженькая… Так и живет: у нас один день, у нее два. Ничего. Раз дело важное, так ты ее подожди. Проснется вечером, дела у нее особого не будет: все еще спят. Ну, разве маленький проснется, с ним повозится. А там спустится перекусить. Тут‑то ты и разговор заведешь.