Шрифт:
– У меня и желудок такой, – пожаловалась, пока римлянин расставлял фигуры и выбивал каждой по шахматному столику короткую дробь – руки меленько дрожали, – так что преосвященный Дионисий мне разрешил мясо во все дни, кроме рыбных, – ибо рыба мне тоже полезна. Я хищник, Михаил, но хищник благонравный и к тебе весьма расположенный, так что пусть тебя не беспокоят знаки приязни, немного превосходящие требуемые по этикету.
Выиграв первую партию – Немайн старалась поддаваться незаметно, а в эндшпиле спустила ладью, после чего честно сопротивлялась, – Михаил успокоился и стал пригоден к серьезному разговору. Конечно, выдавить некоторую сумму, пока собеседник в шоке, Немайн могла. Но то, что римляне – не американцы, успела уяснить. Римский купец столь же прагматичен, но не чужд благодарности и чести, потому как в темные века репутация человека надежного окупается стократно. У римлян – как и у других традиционных народов, одобряющих торговлю, – неудачник выглядит именно как беспринципный рвач, которого любая открывающаяся возможность урвать сводит с ума и не дает делать медленное, надежное – но оттого лишь более доходное – дело.
Потому следовало озаботиться правильной репутацией для себя. Та, что не воспользовалась минутной слабостью партнера по переговорам, не станет ли более желанным клиентом? Не стоило, конечно, забывать, что римлянин к западу от геркулесовых столпов совсем не то же, чем он же, но к востоку от них, – однако это правило касается аборигенов. А два римлянина договорятся. Разве только у одного из них будет приказ!
Приказ у Михаила, разумеется, был. Как можно в темные века заниматься дальней торговлей и ни на кого не шпионить? Совсем невозможно! Сикамб работал на экзарха Африки Григория – можно сказать, в силу порта приписки. Но даже если бы не работал… От нового порта, через который после открытия навигации должно устремиться оружие и припасы для войны с наступающими арабами, а в обратную сторону – шелк и зерно, слоновая кость и золото, деньгами пахло сильнее, чем треской да селедкой, а ведь и простое рыбацкое поселение при грамотном подходе способно приносить немалый доход. А то, что ушастая дама, между делом загоняющая его короля в угол – а пат – это тоже поражение, – способна обращаться с деньгами ловчей константинопольских аргиропратов, купец давно уяснил. Еще одно доказательство, что перед ним сидит беглая базилисса.
Михаил беседовал с епископом Дионисием. Околичностно, разумеется. Но пришел к выводу, что если искореженное господним гневом тело базилиссы было наказанием для ее родителей – за кровосмесительный брак, то Господь сполна возместил девочке ущерб, даровав разом греческий острый ум и деловую хватку армянских предков. А в придачу – Михаил уже слышал рассказы о ее военных подвигах – мужество и сметку парфян Арсакидов, от которых и числил свой род император Ираклий. Ее отец…
Так что Михаил довольно быстро согласился, что порт в устье Туи нужен для крупных перевозок больше воздуха, торговался же за суммы и преимущества – для африканских купцов вообще и для себя в отдельности. Если учесть, что в Кер‑Мирддине он начал постоянную, неярмарочную торговлю, не поддержать развитие инфраструктуры было бы сущей глупостью. Заодно предложил спуститься на первый этаж, в лавку, и познакомиться как с новым делом, так и с новым товарищем, Эмилием. Который на деле приходился Сикамбу не только партнером и приказчиком, но и начальником – по линии разведки.
Немайн с интересом навестила лавку и обнаружила, что большинство товаров – местные. Эмилий, который взялся руководить камбрийским филиалом и после отбытия старшего партнера, объяснил:
– Товара из Африки мало пока, в основном шелк и пряности кое‑какие. А я хочу, чтобы люди привыкли, что у меня можно купить все.
Потому лавку отгрохал огромную и нескольких приказчиков нанял – частью из местных, частью из греков‑беженцев. Было у него на деле и еще одно соображение: закупая местные вещи, резидент увеличивает количество знакомств и мотивирует непрерывную суету и переговоры.
– Рекомендую поговорить с мерсийцами, – посоветовала Немайн. – У них, насколько я знаю, постоянного агента пока нет. А сухой путь действует круглогодично. Будет совсем неплохо, если и их товары можно будет купить круглый год.
– А чем они торгуют? Старший товарищ мне о них говорил только как о покупателях.
– Да так оно и есть! Двадцать лет непрерывной войны не способствуют производству чего‑либо, кроме оружия. Но они сбывают сырье, что тебе малоинтересно, и военные трофеи – поскольку король Пенда пока удачлив. Опять же и над нами тучи сгущаются. Но если повезет – будут трофеи. Стоит подумать, не находишь?
Немайн вздохнула. Вот, казалось бы, всего ничего на ногах, а уже гудят.– Но о войне мы сможем поговорить и позже. Меня же ожидают хлопоты более приятные. Не покажешь, что у тебя есть из готовых нарядов?
К собственному ее удивлению, наряды оказались не римскими, а камбрийскими – что поделать, торговля готовым платьем вообще не была распространена. Отметила, что фасон, видимо, не новый – молодых девушек в таком видеть приходится редко, а вот замужние дамы похожее носят часто. Немайн припомнила, что в Средние века мода вообще ходила поколениями, причем люди в возрасте наряду юности обычно не изменяли. Может, и теперь новое поветрие? Что ж, древней сиде дозволительно встать над такими предрассудками и напялить, что нравится. Несмотря на похабный разрез на груди. Конечно, подол придется укоротить по росту. У всех платьев, кроме одного: хватит ради прогулки на платформах сестер грабить. Тем более с собой в новый город удастся прихватить только Эйру.
Вернулась в «Голову» в сопровождении небольшого отряда, во главе с Эмилием. По камбрийскому обычаю пригласила в дом, угостить – но грек уклонился от застолья, заявив, что клиентов не объедает, но если угоден как друг, то навестит в любое иное, удобное хозяевам, время.
Немайн проводила гостя до ворот, вернулась обратно – а там Анна с Эйрой добычу обсуждают. Но свести разговор к делам тряпичным не довелось.
– Вон… – сида, торопливо скинув деревянные подошвы, плюхнулась на циновку, будто ей ноги подрубили, благостно потянулась, – …ту коробку смотрите. Самую тяжелую. Тысяча, и не серебром. Сейчас коротко обсудим условия – вы ведь по‑латински плохо понимаете? А потом все вместе пойдем к принцу Рису.
Который гостит на королевском подворье. Впрочем, на этот раз Немайн роста стесняться не стала – уж во время осады холма принц Рис насмотрелся на сиду – и маленькую, и перепачканную, и валящуюся от усталости с ног. А потому совсем не удивился, когда, не успел он приказать подать кресло, как увидел ушастую, уже устроившуюся на пятках.
– Быстро устаю, – пожаловалась, свесив ушки, и сразу взяла быка за рога: – А еще мне деньги нужны…
Рис разулыбался. Ну не вызывала грозная языческая богиня – правда, крещеная – у него иных чувств, кроме умиления. Да еще, пожалуй, уважения к другу и бойцу, умному и стойкому. Которое просыпается, когда… Когда сида не свешивает уши вот так, к плечам! А теперь – обиженный ребенок, и только!