Шрифт:
Как это хорошо – открыть глаза! Хотя бы щелочкой! Какая радость – понять, что правда – это колышущийся свет за окном, дробный стук дождя в дешевое непрозрачное стекло, смолистый запах и яркие доски свежего пола. А никак не крик умирающих лошадей, злой лязг оружия и последнее дыхание короля: «Неметона… К ней… Больше никто…»
И не безудержная скачка, не украшенные пеной лошади, выжатые хуже губок, из боевых друзей, которые подчас ближе любого человека, вдруг превратившиеся в средство расплаты: столько миль на очередную лошадиную душу. Не перепуганные лица хозяев придорожных ферм, у которых приходится требовать новых – именем мертвого короля, живой богини и своего доброго меча. Что все ужасы – сон, кошмарный – и минувший.
Явь же – теплый и по‑доброму тревожный запах, как от подгоревших лепешек. Чуточку иной, но чем‑то похож.
– Проснулся, сэр рыцарь? На‑ка, выпей. Не бойся, это хорошее питье. Называется кофе. Отвар жареного цикория. Не взбодрит, но укрепит сердце, придаст сил. Да и просто горячее питье с утра – это хорошо. Жаль, что это утро нельзя назвать добрым.
На мгновение показалось, что перед ним – фурия из кошмара: огонь вместо волос, огромные нечеловеческие глаза нараспашку… Наваждение прошло так же быстро, как и накатило: на светлом полу, в старинной позе, сохраняющейся разве у самых диких горных кланов, да и то – для торжественных случаев, сидела девочка. Глаза скромно опущены вниз, да еще и ресницами занавешены. Рыжая. Даже темно‑рыжая, как молодые ветки ольхи. В вытянутых руках – через тряпицу – горшочек с ароматным питьем.
– Тут еще сливки и мед и немного ореховой настойки, – уговаривала та, – и всего этого большая пивная кружка! Вот как пьют кофе по‑гленски!
Рыцарь взял горшок. Ручки у того не оказалось, но сквозь ткань горячо не было. Отхлебнул раз, другой… Вкус оказался незнакомый, но приятный. В голове, кроме ощущений, собрались мысли.
– Где я, красавица?
– У меня в гостях. Ты же скакал ко мне. В Кер‑Сиди.
Девочка подняла серые, без белков, глаза Неметоны. Усталые и мудрые. То ли от бесконечных лет, то ли от бессонной ночи. Но рыцарь все никак не мог поверить, что страшный сон последней ночи произошел на самом деле. Понимал – но не принимал. Что, впрочем, не мешало рассказывать. Все, что помнил. И еще чуть‑чуть – отвечая на подсказки богини.– Мы узнали о них по сигнальным дымам, – говорил он, удивляясь спокойствию и отстраненной пустоте в груди. – Король сказал: мол, как здорово, что армия не разошлась после подавления мятежа. Можно будет побить саксов и спокойно зимовать. Они к нам каждый год лезут, но мы их бьем с помощью Господней… – Рыцарь осекся, Немайн ожидала уже «Били…», но услышала: – И твоей, конечно. Тут же с самого начала все пошло необычно. Саксы прислали послов, хотя всегда лезли в драку без разговора. Стоило задуматься, наверное, но Мейриг тогда только рассмеялся. И они пошли вперед, а мы отошли малость повыше, чтоб стрелы дальше летели. Поставили обычный строй…
– Лучники впереди, плечом к плечу? Копейщики по флангам и чуть позади? – Немайн уже знала, как привыкли воевать камбрийцы.
– Да. Король с дружиной встал справа от пешего строя. Потом выскочил отряд их конницы. Собственно, это и была вся конница Хвикке – и на этот раз ее вел сам король. Обычно они прикрывали пехоту и держались позади. Мейриг сказал, что Господь лишил саксов разума и что победа наша. Мы ударили – вниз, под гору. Они бежали. Мы прорвались за пеший строй, но тут они развернулись… И их стало много!
– Ты говорил: тот отряд, что выскочил изначально, это все всадники Хвикке?
– Да. Мы много лет держим рубеж. Мы их знаем. Не иначе саксам помог дьявол!
– Может быть, это была посаженная на лошадей пехота?
– Тогда б мы их разметали! То есть нет. Там были все умелые наездники. Никакой слабины! Нас взяли в кольцо… Король сумел прорваться. Но «Черный Дракон» на холме к тому времени уже упал, наше войско бежало… Я не видел, как это случилось. И почему они не отступили. Правда, внизу кто‑то рубился…
Немайн кивнула. Это было странно. Камбрийцы не стеснялись отступать перед сильным врагом. Особенно если тот нахватался стрел. Пойдет дальше – получит еще. Главное – чтобы шел медленно, чтоб люди успели сбежаться в город. И уже там – или оборона стен, или полевая битва и разгром измотанного неприятеля.
А рыцарь продолжал говорить, и из кусочков, выхваченных одним бойцом, понемногу проявлялась картина страшного разгрома. Который был бы хуже – не цепляйся король со своими рыцарями за каждую пядь, не утыкай он стрелами преследующую конницу врага. Камбрийцы рассеялись по лесам, но вырезаны не были. Уже неплохо: мертвых не воскресишь, а разбежавшихся можно и собрать. Было бы кому!
Король слишком долго не обращал внимания на раны. А дружина‑семья оказалась связана кодексом чести. Выжить после смерти короля считалось непристойным. Хуже только нарушить последний приказ, который и получил гонец. Других распоряжений, даже по престолонаследию, король отдать не успел, а потому последним, что запомнил рыцарь, была атака его товарищей – безнадежная, с пустыми колчанами, да и копья уцелели не у всех. И «Золотой Дракон» над копьями преследователей – знамя Уэссекса. Так что собирать беглецов оказалось некому.