Шрифт:
Возле «Дракона и Орла» – другое упражнение. Хоромина серого камня выстояла: горцы внутрь так и не попали. Здесь носы и челюсти не посворачиваешь! Капля крови обернется реками… Так уж повелось: против саксов верхние кланы выставляют сотни, против соседей – тысячи. Одно хорошо – усобицу полагают не доблестью, бедствием. Потому вышибалы и держатся: стоят грудь в грудь, дышат в чужие усы чесноком и луком. Тут паритет: воины кланов благоухают не меньше. Зато запах соленых кабачков да огурчиков – это равнинное. Наверху не вызревают: холодно…
Несколько минут напряженного топтания – и в дверь уже может проскользнуть небольшое существо. Сида, например… Осмотрит залу.
– Почтенные купцы, благородные господа! Приношу извинения за возможные неудобства. Прошу всех, кто посетил мой город по торговым делам, обратить внимание, как одеты возмутители спокойствия. Пледы в клетку, да… Если вы отдадите распоряжение своим приказчикам не продавать некоторые товары людям, на которых хоть ленточка этих цветов, полагаю, грубияны с гор сообразят, что не следует беспокоить торговое сословие!
Дальше – добрые драки и игра в подземку по–очереди. Потери: рыцари еще на ногах, но двое оруженосцев остались залечивать раны в освобожденных от варваров заведениях. Liberar Caer Sidhi di barbari! Голос сзади:
– Леди Немайн, может, петь рано? Мы и кулаками управимся! А что несколько синяков получили, не беда.
– Не беда, – соглашается сида. – Но, пусть защита желудков наших граждан дело нужное, пора задуматься и о наполненности своих. Да и спать мне пора, солнце уже высоко. Гейс!
Вот и донжон отворили, на пороге что–то тараторит Луковка. Немайн вникать не стала. Разобраться можно и выспавшись. Теперь важней, чтобы Нион разослала по городу своих девочек: болтать, прицениваться, тратить медяки на всевозможные мелочи. За побитыми проследить: куда пойдут, что скажут. Поскрипывание лифта. Навстречу – два чудовища в стеганых поддоспешниках, набитых конским волосом, лица из стали, в руках – тускло поблескивают кривые клинки… Толстой кожи перчатки вскидывают личины, под которыми – милые личики. Сестры, камбрийка и римлянка! Учебное оружие для Анастасии тяжеловато, приходится учиться с затупленным боевым, отсюда и защита. Говорят, вечером нужно устроить церемонию признания базилиссы: в соборе, с патриархом, иноземными послами и мерсийским королем инкогнито… Надо – значит, надо.
– Отлично. Подробностей не нужно, я вам доверяю полностью, – зевок удалось подавить. А что спать сестре–сиде хочется, поймут по свисшим ушам. – Успехи как?
Девушки переглянулись. Ответили – хором:– Учусь…
Смеются. Уточняют:– Я у святой и вечной – греческому!
– Я у великолепной – фехтованию!
Смеются! А ей, Немайн, сейчас нужен кусок мяса – вот такущий! – и постель…
Будит, как всегда, Луковка. Светило еще высоко, но сон слетает, едва ладонь пробегает по изрезанной огамическими буквами дощечке.
– На порог подбросили, – сообщает, – девочки заметили кто. Следим…
В записке значится: верни клану деньги, которые Плант Инир потратил на пергамент и чернила для запрещенных тобой грамоток. Не согласишься – дороже выйдет. Все заезжие дома станут очень шумными и неспокойными местами. В тех, куда горцев пускают, будут драки меж посетителями. В тех, куда не пускают, Иниры перекроют входы и выходы. Горожанам станет негде столоваться!
Подписи нет. Кулаки сами сжимаются. А Нион улыбается: ‑ Глупые они, – говорит, – знают же: сида Немайн никому дани не платила и не будет. Права. И все–таки – что–то тут не так. Проскочил какой–то оттенок на лицах во время безответного вопроса… Немайн вздохнула.– Пошли за Анной и Эйрой. Сама приходи. И базилиссу Анастасию пригласи. Мне совет нужен. Может, я что–то неправильно поняла, не по–камбрийски. И… кто из рыцарских жен родом с холмов?
Кто лучше женщин умеет читать чувства по лицам? Немайн снова бежит – не давят к земле доспехи, и меча на поясе нет, вместо него в руке привычная тяжесть ивового посоха. И одета, как обычно – в любимое, дареное, зеленое. По пустякам все равно не стоит останавливать, но если дело не пустяк? Сида останавливается в ответ на окрик. Дергает ухом. ‑ Смотритель ветряка? Помню тебя. Слушаю, но недолго: тороплюсь. Значит, обычное нытье пожилого человека придется отложить пока в сторонку. Сказать главное. ‑ Мне на рынке отрез ткани не продали. Сказали, твой приказ… За что? Я хороший… Уверенно говорит. И совсем не прячет от лишенных белков глаз прижатую деревянной фибулой ленту в красно–желто–черную клетку.– Хороший? А вот девушка идет – она плохая?
– Да я вообще этой девицы не знаю, леди сида.
Действительно, удивлен.– Зато она знает, что люди в такой же, как у тебя на плече, клетке заставили ее мать встать на два часа раньше и лечь на два часа позже, чтобы приготовить пищу ее отцу, братьям и ей с сестрой. А потом бегать по городу, разносить обед каждой из кровинок. Зато она как раз в суконной лавке первую половину дня работает! Вторую – учится. Твой клан ее обидел – тебе и отвечать.