Сначала я нагрянула в ванную и привела себя в относительный порядок. Шарф и очки я сняла — пусть родственники любуются мной настоящей, всё же некоторые из них принимали активное участие в создании моего нового образа а-ля Лягуш-Квакуш. Это могло бы быть даже смешно, не будь так горько и печально.

Ополоснув лицо, я протёрла его ещё раз спиртом. Зелень незначительно убавилась.

После незамысловатых косметологических процедур я пошла на звук на кухню. Судя по громким переговорам и обрывкам речей, вещи обсуждались глобальные.

Во главе стола сидели два немного ошарашенных персонажа: моя лучшая подружка Леся и мой любимый братик Егорка. Все остальные сидячие места были заняты членами моей и её семьи. Комната не была резиновой, поэтому некоторым индивидам пришлось включать фантазию, чтобы уместиться здесь. Например, Сенька в обнимку со своей камерой залез на холодильник, двое мелких ребятёнка уместились под столом, явно обмозговывая новые пакости, а папа взгромоздился на подоконник.

Меня заметили сразу.

— Oh my Goddess! — возопил Егор, увидев меня. — What the fuck?

— Цензура, братик, — напомнила я ему.

А он уже подскочил ко мне, чтобы своими руками пощупать моё лицо:

— Что с твоим личиком, Ленчик? — его глаза выражали ужас.

— Это мне синяки так лечили… — туманно ответила я, уже, в принципе, не злясь на папулю.

А сам Род в это время сидел с крайне-виноватым выражением лица:

— Доча, тебе же стало лучше? — подорвался он ко мне, отодвинув Егора. — Ты всё ещё сердишься?

Я кивнула, потом помотала головой, потом соизволила озвучить свои телодвижения, ибо папа в них, кажется запутался:

— Всё хорошо, и я больше не злюсь. То есть злюсь. Но уже немного.

— Это тебя папа так? — удивился братик.

— Ага, дядя Род мочит, — хихикнула Соня. — Малявки прозвали нашего Ленина Шреком.

Мелкие не заставили себя долго ждать:

— О, Шлек велнулся! Занимаем оболонительные позиции!

Они запульнули мне под ноги лимон, типа это граната, и спрятались под кухонный диван, замолчав на время.

Стас и Саннетт загоготали как безумные, Егор, посмотрев на меня извиняющимся взглядом, нервно хихикнул, прикрывая рот рукой, тётя Нина с мужем густо покраснели, а Род с Максом в воспитательных целях раздали своим деткам по подзатыльнику.

— Ой, что-то ваша лимонка просроченная, по ходу, — подняв с пола кислый фрукт, поведал деткам Егор.

И это было смешно. Это всё, начиная с папиной ошибки с зелёнкой, на самом деле было смешно. Или у меня просто истерика? Не важно. Но я начала смеяться и не могла остановиться. В голове на манер советских растяжек в преддверии праздников возникли, сменяя друг друга, плакаты «Позитивное мышление!», «Смех продлевает жизнь!», «Капля никотина убивает лошадь, а капля настойки мухомора сносит крышу нафиг!»

Не в силах остановиться, я сбежала с кухни в свою комнату, где мой истеричный смех сошёл на «нет» сразу же, как только дверь закрылась.

Оставшись наедине с собою, я не стала продолжать великую скорбь по утраченной любви. Да имело ли это смысл, если у Шера семь пятниц на неделе? Я просто завалилась спать и проспала бы долго, если бы меня не разбудил телефонный звонок.

Спросонья я не сразу разглядела на экране имя звонившего, зато увидела, что время приближалось к полуночи. Никто не швырял в меня подушкой и не требовал скорее ответить на вызов «идиотского дауна, который имеет наглость звонить во время сна моей обожаемой сестрёнки», а значит, Сони в комнате не было: либо она гуляла, либо консилиум на кухне продолжался.

Сделав поспешные выводы, я вновь обратила внимание на трезвонящий аппарат и теперь уже разглядела новую информацию. Звонил Оливер.

Игнорировать его причин не было, даже несмотря на то, что Артём сегодня наговорил про него всякие гадости. У него вообще привычка такая — говорить о людях плохо. Один он хороший и безупречный, а остальные — шпана, да и только. Самомнение выше крыши, а между прочим, мог бы многому у своего успешного братца поучиться. Он настоящий джентльмен и просто замечательный человек.

— Алло.

— Привет, Ленка! — радостно проорал Олли. — Как жизнь? Что за унылый голос? Или ты спала, и я тебя разбудил, козёл?

— Ага. То есть ты не козёл, — я села на кровати, поняв, что что-то не то ляпнула. — Но ты меня разбудил, правда.

— Ауч, прости-прости, Ленок. Каюсь. Как дела?

— Ну…

— Что «ну»?

— Потихоньку.

— Ммм… Ясненько.

— Я вообще-то по делу звоню.

— Какому?

— Завтра пати будет, куда нас Найс звал. Помнишь?

— Ох, точно, — я почесала голову, припоминая. — Вот только, знаешь, у меня как-то нет настроения ходить по клубам и по концертам.