— Вы чего? Совсем что ли? Это же паспорт! — завопила я, подскакивая к окну. Паспорт благополучно грохнулся на клумбу с цветами.

Эти двое, шокированные моим фото, полётом «альбомчика» в цветник не впечатлились. Так что я быстро рванула на выход — спасать документ. Кто, если не я?

На выходе меня догнали заданные хором вопрос:

— Ты вышла замуж?

— Ты теперь Охренчик?

Так вот что их шокировало. Да, не вас одних, ребята. Я сама, когда в первый раз увидела, тоже была немного удивлена, то есть обескуражена, то есть озадачена, в общем, охренела я.

Положение стало ахтунговым, даже более чем. Однако, впадать в истерику я не стала, а продолжила свой побег. После того, как я наслушалась летящие из окна: «Да как ты могла?», я нашла паспорт и устроила забег под лозунгом «Как можно дальше от психов!». А по пути меня догнал звонок мобильного телефона. Я думала, что это звонит психованная парочка, чтобы продолжить свой терроризм и дальше, но оказалось, что это Толик.

Он был немного недоволен, так как у меня дома никого не оказалось и ему дверь не открыли. Я, в свою очередь, расспрашивала его про Артёма. Услышав неблагоприятные вести, я чётко знала, чего хочу. Так что мы договорились, что Анатолий заберёт меня, мы поедем ко мне домой, я отдам ему халат, а потом он поможет мне провернуть одно дельце. На том и сошлись.

Анатолий не заставил себя долго ждать — его машина уже через пять минут вырулила из-за угла. К моему дому он спешил на всех парах и к разговорам склонен не был, так что я развлекалась слушанием музыки и обдумыванием поворота нашей непростой ситуации. Очень надеюсь, что моему братику с подружкой не взбредёт в голову посвящать остальных в нашу семейную жизнь.

Наша.

Семейная.

Жизнь.

О как звучит! А на самом деле — фи! Но всё равно Тёмка мне дорог. Это раньше я бы сто раз подумала, прежде чем вставать на защиту хамоватого дегенерата, сейчас его положение в моём сердце было крепко залито цементом, а для пущей убедительности ещё и суперклеем. Артём, определённо, стал тем человеком, которого я хотела защищать.

Вскоре Толик стал счастливым обладателем «плюшевого» китайского халата, а меня он, став неожиданно разговорчивым, посвятил во все подробности ночной экскурсии моего благоверного в места не столь отдалённые, уважительно выслушал мои ахи-охи, выразил искреннее сочувствие, что я такая неудачливая и теперь вынуждена влачить столь непрезентабельное существование и занимать абсолютно не вакантное место жены этого нарушителя закона, и расстроенно пробурчал себе под нос, что «лох — это судьба». А то я и сама не знала.

Теперь настала очередь Толика выполнять свою часть сделки, которая заключалась в том, чтобы протащить меня к Артёму. Немного ранее я самым честным образом пыталась до него дозвониться, но Анатолий сказал, что его суровая мать отобрала коммутирующее устройство, отобрала ноутбук и вообще всю технику из его комнаты вынесла. Раньше я бы с удовольствием посмеялась над беднягой-Охренчиком, а сейчас мне было его жаль, к тому же просто необходимо было попасть к нему, поговорить, обсудить наше положение, решить, что делать дальше. Да и сам факт того, что меня тянет к нему, меня раньше бы испугал, а сейчас я будто смирилась.

Толян провернул невероятно грандиозную операцию, протаскивая меня внутрь. Вариантов было много, но мы остановили свой выбор на сумке для гольфа, куда меня чудесном образом впихнул Толя, даже паре клюшек место нашлось. С этим «кладом» Анатолий ступил на «вражескую территорию», а затем вручил сей презент хозяйке дома. Я вся перетряслась во время операции и после её завершения напоминала, наверное, желейного вида медузу.

Расчёт был на то, что Ефросинья Эразмовна в гольф не играет, так что смотреть, что в мешке, не станет. Он оказался верным — мешок со мной приказали отнести на чердак (чудесное местечко, нужно будет обязательно сюда вернуться), откуда я затем беспрепятственно спустилась на второй этаж, следуя нарисованной скрупулёзным Толиком карте и остановилась прямо перед дверью благоверного.

Я тихо постучала и, не дождавшись ответа, отворила дверь, проигнорировав висящую на ней бунтарскую табличку: «Идите все на @Нецензурная речь@!» (закоулками подсознания я отметила, что раньше её тут не было, видимо, специально к моему визиту заказал или чтобы мамочку лишний раз понервировать), стоя в дверях поздоровалась:

— Привет, — мне почему-то было страшно поднимать глаза на Артёма, хотя я точно знала, что он в комнате и что он сейчас смотрит на меня, удивлённо, немного раздражённо, изучающе, пытаясь понять, чего это я притащилась. Именно этого я ожидала, не ждала, но с грустью ожидала, тайно надеясь, что он широко улыбнётся и попытается задушить меня в своих объятиях.

Я ещё немного потопталась на входе, но он ничего не говорил, и тогда я подняла глаза: Шер лежал поверх застеленной кровати и с закрытыми глазами слушал музыку в наушниках; спит, наверно.

На его лбу красовался крест из лейкопластыря, аккуратно приклеенный кем-то заботливым, кажется, кого-то отмутузили в тюряге. Моё сердце сжалось от жалости. Бедняга, хорошо ещё, остальное тело последствиями тумаков не пестрило — отсутствующая футболка дала мне возможность убедиться в этом.

Не придумав ничего лучше, я подошла к кровати. Хотелось прикоснуться пальцами к его больному месту и подуть, чтобы унять боль — что такое синяки и всякое прочее в том же духе я знала превосходно, но не стала этого делать, так как мои пальцы были слишком холодными — он бы обязательно проснулся, а этого мне не хотелось, уж слишком умиротворённым было выражение его лица, не хотелось спугнуть его; когда ещё я такое увижу?